– Возможно, он разбойник.
Голос бабушки меня напугал. Я выпустила руку Золотого и повернулась к двери.
– Он совсем не похож на разбойника.
Она насмешливо приподняла почти белую бровь.
– А ты знаешь, как выглядят разбойники? – Она вошла, шаркая ногами, одеревеневшими после сна, и опираясь на трость. – Разбойники бывают всех форм и размеров. – Она посмотрела на мольберт. Морщинки вокруг рта стали жестче.
– С ним не было вещей. – Я вновь взглянула на его безмятежное лицо. – Поищу опять, когда буду забирать ведра. Возможно, он потерял вещи в реке.
– Или он пират.
Я закатила глаза.
– Мы слишком далеко от океана.
– А пираты промышляют только в океанах? – Она сердито посмотрела на незнакомца. – Может, он речной пират? Легче швартоваться, труднее потопить.
Сухой смешок застрял у меня в горле.
– Как скажешь.
Она подошла так близко, что колени касались кровати.
– Он не дитя, Айя. Не обращайся с ним как с ребенком.
– Он болен. Почти то же самое. Может, и тебе не надо помогать в следующий раз, когда у тебя опухнут колени?
Бабушка недовольно поджала губы, но не ответила. Затем щелкнула пальцами.
– Он наемник! Только взгляни на эти плечи. Точно, наемник!
Я невольно посмотрела на плечи незнакомца. Прикоснулась к одному и про себя поморщилась от жара, закипавшего у него под кожей.
– Наемники носят доспехи, разве нет?
– Нет, если приходится плыть. Или если они в бегах. – Она призадумалась на мгновение. – Наверняка дезертир. Надо бы его связать. На всякий случай.
Я покачала головой.
– В ближайшее время он не проснется. Лихорадка усилилась.
Ката жестом велела мне подняться. Я повиновалась, и она заняла мое место.
– Нужно экономить воду. А теперь принеси- ка мне бальзам да сходи за ведрами.
Я вновь повиновалась и вскоре повела Лозу к реке.
Вещей Золотого там не оказалось, как и иных следов.
Я остановила выбор на глине.
Мы все по очереди присматривали за Золотым, его состояние ухудшалось: дыхание стало хриплым, а прекрасная кожа побледнела. Мы перепробовали все возможные средства. Мама с лампой ходила собирать травы и проверяла урожай. Я без особого пыла заботилась о животных, пока бабушка мазала Золотого бальзамами и упрекала за все кривые дорожки, на которые могла свернуть его жизнь.
На третий день его болезни, через семь дней после того, как мир поглотила ночь, я решила вылепить из глины его бюст.
Мне нравилось работать с глиной. Она придавала портрету больше глубины, чем способен придать набросок или этюд, и в то же время более снисходительна к ошибкам, чем камень. Я принесла домой кусок темной глины, которую сама смешала, и даже Ката не стала ворчать: нам всем нужно было чем-то себя занять, пока наш гость боролся за жизнь. Поэтому я его лепила, аккуратно выделяя каждый локон, и, когда лепила лоб, вдруг осознала, что он не потеет.
Что