Вечером, когда я вернулся домой, я сел расписывать план занятий и понял, что тридцати двух уроков, которые остались у меня, мне не достаточно. Тридцать два часа – это слишком мало, тридцать два часа – это ничто. Совсем недавно я не понимал, что мне делать с этим временем, потому что казалось, что его много. Теперь я не знал, что мне делать с этим временем, потому что казалось, что его слишком мало.
– Чем ты так занят? Тебя не дозовешься, ужин остывает, – ворвалась в мою комнату Вера и уже заглядывала в мои бумажки. – Воля, сочувствие, вина… Ты готовишь отряд священников?
– У нас нет церквей для них, – буркнул я.
– Так я чувствую, что скоро будут, – прикоснулась она ладонью к моему лбу.
– Пойдем, – одернул я ее руку.
– Как там Петя? – спрашивала Вера, выбегая за мной на улицу.
– Х-х-хорошо, – ответил я, присаживаясь в беседке.
– Бедный парень, его еще и учитель дразнит.
– Как директор? Исправился? – спросил папа, придвигая к себе тарелку.
– Исправился, – ответил я.
– Серьезно? – округлились глаза у Веры. – А ты не так прост, Эмиль.
– А что сказал Петя? – оторвался папа от тарелки, услышав такую новость.
– Ничего. Но сегодня на занятии у меня было от восьми до тринадцати человек.
– Они размножались у тебя на глазах? – не понял папа.
– Клеточное деление, – посмотрела на папу мама.
– Ты кого-то разрезал пополам? – продолжила каламбур Вера.
– Сначала пришли восемь человек, но на половине занятия с турников приползло еще пять человек.
– Это успех, – посмотрел папа на маму.
– Это уважение, – сказала мама, глядя на меня.
– О чем ты с ними говорил? – хитро улыбалась мне Вера.
– О справедливости, – посмотрел я на нее.
– Самое время, в пятнадцать лет это то, что нужно, – отметил папа.
– И в тридцать лет это то, что нужно, и в пятьдесят, и даже в восемьдесят. Ну и как, у них что-то получилось? – спросила мама.
– Они старались.
– Можно вечно смотреть, как течет вода, как горит огонь, и как люди ищут справедливость, – философствовала Вера.
– Может тебе стоит поговорить и с моими коллегами? – разговаривал папа с тарелкой супа. – А? – перевел он взгляд на меня.
– Мне? – сделал я непонимающий вид. – Мне кажется, они слушком умны, чтобы говорить о справедливости.
– Угу, и слишком хитры, чтобы вообще говорить.
После того как папа узнал, что со мной почти не работали в институте, никто ничего не показывал и особо не рассказывал, папа стал выяснять, в чем проблема. Он один из руководителей института,