Девушка остановила свой взгляд на его четко очерченных губах, с ложбинкой по центру верхней губы. Никита же, взглянув на Ульяну еще раз, почувствовал вдруг, как медленно утопает в бескрайних просторах ее голубых глаз. И вот, поборов свою робость, свободную руку он аккуратно положил на талию девушки и нежно притянул ее к себе, после чего трепетно коснулся ее губ, таких мягких и соблазнительных. Ульяна не сопротивлялась. Она закрыла глаза и почувствовала, как на фоне приятного волнения ее сердце забилось чаще обычного, легко закружило голову.
Они были так увлечены друг другом, что не заметили, как на крыльце избы появилась взрослая женщина, мать девушки Глафира Антиповна. Это была красивая чернобровая женщина, с ситцевым повойником[5] под ярко-красным платком на голове и с душегрейкой на плечах. Заметив молодую пару, она с намеком кашлянула пару раз.
Ульяна тут же резко отпрянула от Никиты и виновато опустила глаза.
– Ульяна, пора корову доить! – громко сказала женщина.
– Иду, маменька! – ответила девушка, не поднимая головы.
Никита же кивком, улыбаясь, торопливо поздоровался с женщиной, мимолетно заметив в ее взгляде доброжелательность.
Женщина мило посмотрела на влюбленных и, перед тем как вернуться в избу, сказала:
– Ладно… не торопись.
Молодые люди, застигнутые врасплох неожиданным появлением матери Ульяны, с улыбкой переглянулись.
– Пора мне, – нехотя произнесла девушка, опуская скромно глаза.
– Да и я пойду, – не желая расставаться, сказал Никита.
Медленно опустив ее руку, он двинулся к калитке задом, не отрывая влюбленного взгляда от Ульяны, и вскоре со счастливым лицом скрылся за воротами.
Глава 5. Полку морских солдат быть
Август 1704 года. Нарва. Дворец Меншикова.
Граф Александр Данилович Меншиков, в накинутом на плечи зеленом кафтане, будучи в похмельном состоянии после вчерашнего вечернего застолья, осматривал, щурясь одним глазом, внешний вид небольшого двухэтажного дома. Осматривал минут пять. Затем неторопливо подошел к новенькой осадной мортире[6], стоящей перед домом на кетеле[7] дулом кверху и до половины наполненной красным вином.
– Хм… – ухмыльнулся он, скривив бровь, – вчерась еще полная была. Эко мы пить-то.
Зачерпнув в две большие кружки похмельного средства, он осторожно поднялся по нехарактерному для этого города высокому крыльцу и вошел в дом. В центре большой комнаты за столом, заваленным чертежами, книгами и бумагами, сидел царь Петр. Он был одет по-обычному просто и удобно – коричневый сюртук и шерстяной жилет.
– Мин херц, дом-то сей добрый, токмо вот перестроить его малость надобно, – подойдя к столу, поделился своим мнением Меншиков. – Вона церкви московские, что в имениях Нарышкина, уж шибко по нраву мне. Кажись, архитектура сия барокко зовется, что ли?..
– Погоди, Алексашка, – не глядя, оборвал его Петр, сосредоточенно пытаясь