С Площади донёсся приглушённый звон вечерних колоколов.
– Бабушка – мать Ромы – часто говорила, что в глубине души они… любят меня, – со странным простодушием продолжил Свят. – Но просто не умеют это показывать. «Такого не бывает», – повторяла она, – «чтобы родители своих детей не любили».
– Я думаю, что бывает, – помолчав, сказала Вера. – Но нигде это не говорю.
Уж слишком непопулярное мнение.
В голову так упорно лезли мысли о родителях собственных, что она была готова даже смотреть елисеевский семейный фотоальбом, к месту и не очень ахая при виде полезных Ромкиных регалий и массивных Иркиных колье.
Лишь бы не думать про маму-Свету и папу-Стаса.
Она столько могла бы о них рассказать ему… Но делать это отчего-то не хотелось.
Казалось, сегодня этот салон должен слушать только своего хозяина.
За стёклами Ауди почти стемнело; окутанный дождём и избитый ветром, её «день наедине с собой» клонился к закату – но жалеть об этом не было сил.
Зачем-то, наверное, всё это было нужно.
– С декабря я не резал руки, – глухо признал Свят; его чёрные глаза горели стыдливой, тревожной тоской. – А в январе я сделал это только раз: когда ты сказала, что всё кончено, и уехала на каникулы. Всё совсем по-другому, когда… ты со мной. Я не хочу так больше, Вера. Я хочу, чтобы шрамы зажили и разгладились. И не хочу свежих.
Его прикосновения были нежными, но эти слова звучали… жутко.
Так вот почему тебе надо, чтобы я всегда была рядом?..
– Но я же… не бинт… – простонала Верность Себе. – Я не йод! Не яркий ночник!
– Перестань! – жарко взмолилась Верность Ему, зажав ей рот. – Оголтелая, бездушная, невыносимая дура! Он доверился тебе! Он так в тебе нуждается!
Ничего не ответив, Вера молча смотрела на профиль, который с октября считала баснословно прекрасным; прекрасным он и был. На набережной медленно зажигались фонари, и их лучи касались его густых бровей и длинных ресниц так искусно и выигрышно, словно он заключил с фонарями бессрочный контракт.
Сейчас он не был похож на того, кто уже два месяца лишал её дней в уединении.
Сейчас это был одинокий и растерянный, бескрайний человек, за ночь с которым она ещё в ноябре отдала бы несколько лет жизни. А теперь он здесь; он с ней.
И доверяет ей настолько, что препарирует своё сердце, назначив её понятой.
Она же так мечтала об этом!
Почему же теперь не получается сполна ценить это чудо – то, что он с ней?
– Малыш, – спрятав глаза, пробормотал Свят; на его щеках зажглись алые пятна смущения. – Ответь мне на один вопрос. Он очень простой. Ты со мной?
Не успев скрыть жалостливое сострадание во взгляде, Вера обхватила его горячую шею и уткнулась в неё губами. От него пахло подсохшей кровью и пряным дождём.
Он пропах этим