– Впрочем, дела мои идут неплохо, – вновь перешел Боаз к коммерческим делам. – Везу новый товар в свои два магазина. Да и проверить управляющего не мешает. Не вызывает он у меня доверия.
И в который раз Боаз начал жаловаться, как трудно найти достойного честного человека, вновь предлагая Амраму переехать в Иерусалим и занять место управляющего при его, Боаза, магазинах, соблазняя хорошим жалованьем и жизнью в большом городе.
И в который раз Амрам вежливо отклонил предложение Боаза, ссылаясь на то, что он сельский житель. Он-де не хочет никого обижать, а тем более желанного гостя своего дома, но, право, его дело растить хлеб, разводить овец, а в торговом деле он Боазу не помощник:
– К чему мне излишества и то, без чего мне прожить возможно.
Неспешно качая головой, Боаз соглашался со словами Амрама. Ему даже начинало казаться, пусть временно, пусть ненадолго, что Амрам прав. Что нет ничего на свете лучше, чем сидеть вот так вечером, каждому «под своей виноградной лозой, каждому под своей оливой», и спокойно созерцать засыпающую природу.
Ионатан сидел тут же, недалеко от беседующих, на нагретой за день ограде из валунов. Он и слышал, о чем говорили мужчины, и не слышал. Голоса то проникали в его сознание, то приглушались, отодвинутые его, Ионатана, неспешными мыслями. Обхватив руками колено одной ноги и чуть покачивая другой, свободно свисающей, юноша, откинувшись назад, созерцал этот древний и вечно юный мир, этот краткий переход от света к тьме, эту быстро меняющуюся игру красок, которой гениальный художник Природа ежевечерне забавлялась.
Солнце медленно скрывалось за холмом. Силуэты развесистых смоковниц четко вырисовывались на теряющем цвет бледном небе. Слышалось томное мычание коров, фырканье мулов, жалобное блеяние овец. Вечерний ветер принес из загона запах пыльной шерсти, овечьего молока и прихотливо смешал его с сильным ароматом цветов жимолости. Привлеченные ароматом ночные бабочки закружились над розовыми цветами. Первые, еще неяркие, звезды замерцали на небосводе, и как продолжение очарования природы, как прекрасная часть ее из-за деревьев появился девичий силуэт.
Появление девочки, возникшей словно из переплетения этих тонких ветвей, подействовало на сидящих как неожиданное воплощение грез. Девочка была высокой и стройной. Походка ее была легкой и горделивой. В ней не было ребяческого смущения, она была абсолютно естественна и именно поэтому необъяснимо обаятельна. Некоторая угловатость юного тела придавала несказанную прелесть ее грациозным движениям, ее тонким рукам, поддерживающим на плече кувшин, полный воды. Большие, ярко блестевшие глаза на гладком смуглом лице смотрели внимательно и приветливо. Густые черные волосы крупными кольцами ложились на плечи и спину. В ней была непосредственность и живость, прелесть юности и вечная тайна красоты.
– Это ж моя дочь Бина, –