Кривцов убрался в штрафной площади, в полиэтиленовый пакет собрал пустые бутылки, у скамеек сложил пирамидку из битых кирпичей и бутылочного стекла. Пропиленовыми хомутами он притянул к каркасу ворот сетку. О том, что невостребованные запасы снастей оскудели на тридцать пять квадратных метров, Кривцов решил Скарбалюсу не говорить.
Поле вышло далеко не идеальным. Кочки, местами проплешины голой, еще прохладной земли, невыразительная растительность под ногами – все это обрело относительно сносные очертания после усердий Кривцова, но для полноценных тренировок прибранная поляна едва ли годилась.
Более всего Кривцова тревожило иное обстоятельство. Шнуруя растоптанные бутсы, он сомневался в собственном мастерстве. Прошло столько лет…. Что спустя годы стало с его филигранной техникой и отработанными до автоматизма ударами с обеих ног? И если он задумал построить команду из проблемных, не всегда трезвых личностей, сможет ли осмелевший туземец стать удачливым тренером, администратором и укротителем человеческих слабостей? В недалеком прошлом Кривцов и сам вечерами с трудом держался на ногах, а тут замахнулся на невозможное.
Первый удар пришелся по центру ворот. Следом мяч прошелестел по траве и, взлетев на кочке в районе вратарской, вонзился в нижний угол ворот. Потом пошли перекладины и штанги, начались остервенелые поиски мяча в зарослях облепихи и шиповника. Кривцов вспоминал разные футбольные хитрости: мудреную обводку, жонглирование мячом стоя и в движении, вышибал им дурь из головы. Бил по воротам с дальней дистанции.
После одного такого удара, потрясшего перекладину, Кривцова окликнул сухой, окутанный длинными спутанными волосами дедок. Стоял он под раскидистым вязом и держал за руль велосипед. В округе его звали Иван-чаем. Жил он за Рыбацким на дальнем заброшенном хуторе. Вел скромное придомовое хозяйство, по книгам практиковал у-шу, считал Ошо духовным наставником. Прозвище свое он получил за оседлое существование на лоне природы и пристрастие к лечебным травам, которыми в сушеном виде торговал на Залесском рынке. Поговаривали, что сын Иван-чая сколотил состояние в 90-х на продаже подержанных иномарок и благополучно застрял в Германии, куда не раз пытался вытащить и отца. После заповедных казахских степей, в которых Иван-чай больше двадцати лет прослужил егерем, его пленила природа южной Балтики, он влюбился в степенные воды Куршского залива. Променять вольготную среду существования на стерильные тротуары немецких городов Иван-чай не согласился.
– Знаешь, чья на тебе футболка? – со знанием дела полюбопытствовал собиратель трав у Кривцова.
– Моя, – ответил тот, не отвлекаясь от работы с мячом.
– Понятно, что не Блохина, – лукаво усмехнулся дед. – Раздобыл где?
Кривцов не ответил. С левой ноги он вколотил мяч в ворота. Все было при нем: и удар, и ожившие технические приемы.
– Под этой восьмеркой играл Федор Кривцов, – сказал Иван-чай и закинул