– Она Маша, а я Гриша, – глухо произнёс мальчик. – У нас ничего нет, кроме карточек. И никого…
– У вас теперь мы будем, – губы дрогнули в попытке улыбнуться. – Меня зовут Зинаидой, ну, или тётя Зина, а это Наденька, дочка моя. Вам лет-то сколько?
– Тринадцать… – обречённо ответила Маша. Тут случилось совершенно невозможное в понимании девочки – её погладили. Сухая морщинистая рука коснулась Машиной головы, и девочка потянулась за ней всем своим существом.
– Ох… Надя, завтра зайдём в жилконтору поутру, у тебя смена когда? – спросила тётя Зина.
– После обеда, мама, – ответила Надежда. – Предлагаешь их на завод? Но они же необученные?
– Я на токарном станке умею, – припомнила счастливое детство Маша. – У меня папа рабочий! Был…
– Понятно всё с вами… – вздохнула женщина. Оставлять детей одних у неё просто не поднялась рука. Возможно, она вспомнила себя в семнадцатом, возможно, по другой причине, но факт оставался фактом.
И вот тут Гриша молча выложил на стол карточки. Иждивенческие карточки никак не могли прокормить двоих, отчего Зинаида поняла, что дети были обречены, если бы не её дочь. В тарелке репродуктора бился голос Ольги Берггольц, когда ставшая больше семья укладывалась спать. Надя, подумав, забрала «младших», как она сразу же начала называть своих найдёнышей, к себе в кровать.
Самойловы не разговаривали – все устали, кроме того, поспать всё-таки нужно было.
– Гриша… Почему они так с нами? – совсем шёпотом спросила Маша, когда Надя провалилась в сон.
– Наверное, потому что они люди, – вздохнул мальчик. – Я помню, рассказывали, что были разные люди, и даже те, которые ели детей, но нам повезло.
– Повезло, – согласилась девочка, прижимаясь к нему. – Мы здесь навсегда?
– Лучше здесь, чем у нас там… – признался Гриша. – Давай-ка спать.
Утро началось с суеты – Гриша с Машей пошли за кипятком, что было принято благосклонно, а тётя Зина с Надей – за хлебом. Нужно было позавтракать и согреться, а затем уже можно и двигать по делам. Очереди стояли везде – и за кипятком, и за хлебом, и просто за водой, которую черпали прямо из-подо льда. Вернувшись обратно, обновлённая семья расселась за столом.
– Машу и Гришу я запишу нашими племянниками, у которых всех убило, – сообщила тётя Зина. – Вы теперь Самойловы, запомните, пожалуйста.
– Хорошо, – кивнул Гриша, потому что Маша была занята – она ела.
– Надя, – продолжила женщина. – Пойдём вместе, я зайду в заводоуправление, но у меня смена, а ты отведёшь их.
– Да, мама, – кивнула Надежда, твёрдо знавшая, что маме виднее.
После быстрого завтрака вся семья двинулась прочь из квартиры. Сначала надо было зарегистрировать Гришу и Машу, уже готовившихся к неприятным вопросам, но какой-то мужчина в военной форме и без одной руки взглянул на явно напуганных детей и молча записал Григория и Марию Самойловых, пятнадцати лет, в какую-то большую книгу. Маша и Гриша молчали, согласно кивая.