«И все из-за меня, – расстроенно подумала Мэтти. – Может, зря я ему про лису сказала. Но если бы не сказала, он упрекнул бы меня в том, что я слишком долго проверяла капканы».
Что бы Мэтти ни сказала, всегда выходило не то. Всегда. Оставалось лишь грызть себя, как беспокойный маленький бурундук.
Вдруг странное рычание сотрясло тишину.
Не рев медведя, не рык пумы и не крик орла, а наводящее ужас сочетание всех трех этих звуков, к которым примешивался еще один, почти – но не совсем – человеческий.
Лишь тогда Мэтти поняла, что с тех пор, как Уильям отогнал ворон от трупа лисы, они не слышали ни звука, кроме собственных голосов. Ни птичьих криков, ни шороха грызунов, рыщущих в поисках последнего орешка на зиму. Ни треска упавшей ветки, ни шепота ветра.
Лес замер в ожидании, а они с Уильямом вломились в него, как два неуклюжих быка. Тогда она почувствовала на себе взгляды: взгляды деревьев, птиц, белок и кроликов, их глаза с жалостью взирали на двух глупых людишек, забредших на их территорию.
Рычание раздалось снова. Отозвалось эхом, отразилось от стволов, и невозможно было определить, откуда оно исходит.
– Уильям, надо торопиться, – сказала Мэтти и потянула его за рукав. – Зря мы сюда забрели.
Когда рычание послышалось впервые, муж остановился, тело его напряглось, готовое броситься на добычу. Он высматривал жертву. Теперь же он смахнул руку Мэтти, забыв даже о том, что нужно ее ударить, ведь она посмела указывать ему, как поступить. За подобное ее всегда наказывали.
– Тихо, – проговорил Уильям почти шепотом. – Отойди подальше, чтобы я смог прицелиться.
Значит, он хочет попытаться его убить, этого зверя, кем бы он ни был, а Мэтти не сомневалась, что это был не медведь. Медведи так не рычали. И не вели себя так, как вел этот зверь, оставивший следы. Но если это не медведь, то кто?
Кем бы ни было это животное, у Уильяма ничего не получится, считала она. Слишком большой зверь, такого из винтовки не застрелишь; даже Мэтти это понимала, глядя на след на снегу – даже она, с ее-то куриными мозгами.
Она похолодела от страха. Что будет с ней, если Уильям погибнет? Останется одна на горе. Мэтти не представляла, как добраться до ближайшего города, и с тех пор, как они здесь поселились, не отходила от хижины.
Уильям отступил на несколько шагов, поднял винтовку и упер ее в плечо.
– Он где-то там, впереди. Стой за мной.
Мэтти кивнула. Губы и язык онемели, но не от холода, а от страха. Тело дрожало под пальто.
Господи, пусть с ним ничего не случится. Не дай мне остаться одной.
Тут она поняла, что если гигантский медведь прикончит Уильяма, то ей тоже не спастись.
Облегчение разлилось по телу теплой волной. Не будет больше бесплодных попыток все сделать правильно. Не