Я не решусь это все совершить, если конец, как в кино, не наступит. Я не уверен, что это любовь. Ты мне нужна, но я должен быть честен… Может быть, я существую на свете лишь потому, что и ты существуешь? Значит, я просто ужасно боюсь, что без тебя ничего не сумею. Разве не в этом причина потери – связи с собой, и с другим, и со всеми? Или, ты думаешь, страх пустоты – это, вообще-то, синоним любви?
– Чай, между прочим, сегодня особый. Вы уловили оттенок полыни?
– Горький немного.
– Да он же как вы!
– Ян Николаевич, вы ей писали? Вы отправляли ей письма в Бейрут?
– Я отправлял ей обертки конфет. Или рецепты окрошки без кваса, ромовой бабы и тыквенной каши.
Он рассмеялся и тут же замолк. Я уже знал, что он снова «ушел». С ним так случалось, когда вспоминал. Только что был тут, мы пили наш чай, ели печенье и он отвечал – а через долю секунды он словно бы… словно бы вдруг исчезал: нет, не вообще, но отсюда, из этой гостиной, из времени этого мира. Может, он с кем-нибудь там говорил, с кем-нибудь там ел печенье и пил свой «особенный» чай. Так что я ждал, как обычно, готовясь услышать что-то такое, что мне будет близко, будет полезно, наверно, услышать. Только он сам вдруг спросил меня тут:
– Вы не расскажете мне, почему вы расстались? Я никогда ему не говорил. Все, что он знал от меня, уместилось бы в клюве у крошечной птички. Я был один, это правда, и я не скрывал, но ничего про нее и про нас…
– Потому что она так решила.
– Вам бы стоило, знаете, тоже…
Он сглотнул, подбирая слова. Я смотрел на него, не мигая.
– Мне бы стоило?
– Тоже решать. И почаще. Прошу вас, почаще!
Он едва ли не вскрикнул. Я встал. Подошел энергично к балкону. Мне хотелось ему показать… уж не знаю, что именно… силу? Нежелание слушать мораль? Я не думал его обижать. Но играть эту жуткую роль, хорошо мне знакомую с детства, – роль послушного тихого сына, вечно ждущего папиных слов, его взгляда, улыбки, неловких хлопков, – ну, не мог я, не мог!
– Потому что вы вовсе не тот… Вы не тот, кого многие видят. Или, может, напротив, – не видят. Вы мне нравитесь. Правда, поверьте… Я хотел бы сказать вам, что это пройдет, что вы встретите ту, кто вас верно поймет… Но боюсь, не пройдет. И боюсь, что вы станете… станете им: не таким, кем могли бы, а кем-то другим… Неприятным. И старым. И злым. И несчастным. И вечно усталым… Не хочу, чтоб вы были таким! Напишите о том, что считаете важным. Напишите в письме. И отправьте его… Я, вы знаете, ей отправлял фотографии луж и мостов, и улыбчивых псов, и старинных домов. Я отправлял ей конверт за конвертом. Жаль, что не мог запечатать свой голос или какой-нибудь радостный запах. Мне так хотелось отправить ей время… Я бы его ей связал, как журнал,