Кандидатуру ее мужа я отмела сразу, едва увидев его: слишком неуклюжий и неуверенный в себе, зависимый и истеричный. Совсем другое дело Гвен. Сегодня она продемонстрировала мне, какой разной может быть: приветливой и мягкой, властной и резкой, но главное – решительной и непоколебимой. Кто знает, может быть, при более близком рассмотрении выяснится, что она неплохо ладит с собаками и даже дружна с Рокки? А что, если Гвен и была той самой, кто сказал финальное «фас»?
– Он меня еще слышит? Почему не отвечает? – скрипучий голос Лидии возвращает меня к реальности.
– Мне очень жаль, но он ушел. Вашего дедушки здесь больше нет, – наконец выдыхаю я, бегло взглянув на часы. Пять вечера.
Проводив Лидию за дверь, двадцать минут трачу на то, чтобы из медиума Джены превратиться просто в Джен, обычную девушку из Нью-Йорка.
Я брызгаю средство для снятия макияжа на ватный диск, стирая с лица черно-зеленые тени, тональный крем, делающий мою кожу значительно темнее, румяна и, наконец, красную помаду. На губах остается бордовый оттенок, заметны легкие тени в области глаз.
– Вроде накрашена, а вроде и нет, – говорю я, разглядывая себя в зеркало.
Будучи подростком, я часто использовала этот трюк, собираясь в школу. В те годы это была, по сути, единственная возможность выйти из дома, не нарвавшись на критику со стороны родителей и Винсента, которые были убеждены в том, что краситься в четырнадцать лет – это уродовать себя и провоцировать извращенцев.
– Извращенцев провоцирует не красная помада, – шепчу я, выключая свет.
Сегодня утром, когда Кевин позвонил и напомнил мне об ужине, я, не раздумывая, согласилась: во-первых, я не люблю быть должной, а я обещала ему ужин, во-вторых, нам обоим есть что обсудить, кажется, у меня все-таки появилось новое дело.
Я бронировала столик на летней площадке, чтобы иметь возможность хотя бы немного подышать осенью в Нью-Йорке.
Осенью Манхэттен особенно красив. Буйство красок, оттенков, текстур. Мы переехали с Ником в нашу квартиру в начале августа, и те два месяца я буду помнить всегда. За то время я ни разу не спустилась в метро. Мне нравилось сиять в софитах этого города, следуя уникальному ритму Манхэттена, торопиться покорять этот мир: учеба, работа, ланч с друзьями, вечеринки по выходным. Жизнь казалась такой яркой и многообещающей, а 25 октября мой мир точно замер, погрузившись во тьму. Будто чья-то безжалостная рука не просто выключила свет, но перерезала все провода. Я обесточена.
Что-то похожее я испытываю и сейчас, с трудом делая глубокий вдох. Тревога связывает узлом мои внутренности, пока я неистово хлопаю глазами, пытаясь понять, что происходит.
Еще секунду назад мой взгляд бесцельно блуждал по прохожим и афишам мюзиклов, расклеенных на стене, но теперь я вижу только ЕГО, словно все вокруг исчезло, растворилось во тьме.
– Вот это встреча! Как дела? – улыбаясь, спрашивает меня он.
Этого не может быть. Не может быть. Не может.
– Рад тебя видеть. Это так неожиданно.
От