Поминки шли почти сразу друг за другом. Эйлин боялась, что на отцовские уже не соберется столько народу, но все родственники, что прилетели из-за океана на поминки матери, явились и во второй раз. Да и без них народу у гроба собралось достаточно, даже стульев не всем хватило.
Эйлин смотрела на гроб, не понимая, как отец поместился в таком маленьком ящике. Вдруг подошел чернокожий незнакомец, примерно одних с ней лет. Он назвал себя: Натаниэл, сын Карла Вашингтона, давнего напарника отца. Натаниэл спросил, знает ли Эйлин, как получилось, что их отцы стали работать вместе. Удивительно – за эти два дня ей столько всего порассказали об отце, а оказывается, чего-то она еще не слышала.
– Мой папа был первым черным у «Шефера», – рассказывал Натаниэл. – Когда он впервые пришел на работу, все другие водители отказались с ним ездить. Поговаривали даже о забастовке. Папа думал, придется искать другую работу. Ваш отец появился позже других и с одного взгляда понял, что происходит. Он сказал папе: «Садись со мной, черномазый сукин сын». И все, залез в кабину.
Эйлин вся сжалась, хотя Натаниэл широко улыбался.
Она пробормотала:
– Отец мог иногда брякнуть…
– Моему и не такое слышать доводилось. А ваш отец после этого ни с кем больше не ездил, только с ним. Двадцать лет. У него раньше был маршрут по Бронксу – может, помните?
Эйлин кивнула.
– Он, как взял в напарники моего папу, попросил перевода на Верхний Ист-Сайд.
– Помню, как его перевели.
– Он сказал моему: «В Бронксе черных и так хватает. Пусть и в Ист-Сайде черная физиономия примелькается».
Эйлин прижала к глазам бумажный платок, а другой протянула Натаниэлу.
– Когда рос, я только и слышал: Большой Майк да Большой Майк. Это имя у нас в доме поминали чаще родни.
Натаниэл помахал рукой, подзывая жену с детьми, и всех их познакомил с Эйлин.
Эйлин страшно смутилась, услышав, что мистер Вашингтон уже несколько лет как умер. Сказала: «Жаль, что я не знала» – и смутилась еще больше, поняв по лицу Натаниэла: ему и в голову не приходило, что она могла бы прийти на похороны его отца.
В феврале восемьдесят второго стало известно, что к концу семестра декан местного колледжа Бронкса уйдет на пенсию. Эду предложили занять освободившуюся должность и даже намекнули, что, возможно, когда-нибудь он станет президентом колледжа. Эйлин чувствовала себя словно гроссмейстер, сумевший правильно рассчитать развитие игры на несколько ходов вперед. Правда, согласиться на должность декана значило бы попрощаться с преподаванием, но об отказе и речи быть не могло. Эд и сам поднимется по общественной лестнице, и жену с сыном приведет наверх.
Работая в больнице Святого Лаврентия, Эйлин видела, как живут люди, достигшие