Материя моей юности. Сборник рассказов. Вера Слабая

не встану против твоего слова, не побегу из дома в западные горы или южные степи. Мы пустим орлов над нашими головами, пока мы спим, они золотыми перьями будут пускать ласковые лучи, охраняя нас, подобно пулям. Я буду с тобой до смерти и после. Обнищание нам не страшно: мои рабочие руки подметут нашу комнату в грязи, бесценным ершиком сдеру пыль со стен. Лишь бы ты приходил ко мне и обещал новое, светлое – я в надежде искристой помогу и стерплю все невзгоды. Ты моя правда и совесть. И твой портрет в каждой комнате заботливо слушает мои мелкие мысли, потому я даже не думаю – просто вслух говорю, как сильно тебя я люблю. Я берегу свои слезы, не отдам никому и слезинки – храню на горе твое или радость. А мне, простой малодушной девчонке, и нечему гордиться и славиться, кроме твоего имени.

      Любимый Пушин, будь со мной рядышком. Я умру за тебя, если скажешь. Я убью себя, если позволишь. Храни нас всех лик твой блаженный, да будет воля твоя.

      Пятница – клубнично-алая, лимонно-мятная, чернично-васильковая и недозревшая банановая

      Мойра сегодня проснулась от удушающего счастья. Свет лился из окон как солнечный кисель, горячий и вязкий. Мойра окунала туда свои руки и болтала ногами, грея мизинцы. В ее лавандовой комнате горели звездами новогодние лампочки. Она каждый цвет подержала в ладошках и проглотила: клубнично-алый, лимонно-мятный, чернично-васильковый и недозревший банановый. Заполнив себя яркими тенями по контуру век и задушив кожу карамелью, она вышла из дома в разноцветные лужи. Мойра любила звуки ее родного района: визг меренговых котят у мерзлой кормушки из пакета молока, звон стеклянных колокольчиков пивных бутылок – изумрудные разбитые горлышки и гранатовыми крапинками, музыка из старых горелых пятерок, напоминавших о сладком детстве. Она шла просто потому, что хотела. Отменила работу, встречи, дипломы – все это мелочи пред ее восхитительным утром. На остановке стоял человечий дым от курилок, как тени от теней. На солнце дым был белым, как парной туман от молока – Мойра выпила пару белых теней и довольно улыбнулась своим усикам сливок. Ей так нравились люди: их домашний запах в маршрутках (от одежды – желтыми лапками котят, от сумок – едой в контейнере, сегодня парная рыба!), нравились взгляды (немного хмурые, но это того, что они берегут свое счастье до вечера) и нравились касания (каждый толчок создавал коллапсы звёзд в ее космических зрачках. Сверхновые глотали искры пота на лбах. Мойра взрывалась и падала на руки людей в душных вагонах – это ли не счастье). Но больше всего она обожала пробки – такие шумные, стоячие в огне задних фар. Машины всех цветов смотрелись, как пакет с леденцами, разбросанных по асфальту. Баклажанная лада – сделать бы рулетик, сырная ламба – ложись на хлебушек, малиновая мазда – про варенье не нужны сравнения). Каждый день был полон словами и лицами – они варились в котелке памяти и заплетались в жидкие кудри волос. И каждый день, просыпаясь, Мойра мечтала, чтобы каждый ее день был таким – один за другим, вечно, в счастье, в пробках, маршрутках, колольчиках бутылок, еде из света и мечтах о баклажанных рулетиках.

      Моя