Пришлось устроиться архитектором в фирму, строящую мосты по всей стране. Меня печатали в газетах и журналах, деньги лились рекой. Я была так несчастна. По ночам, укрывшись банкнотами, усыпанная поцелуями, я плакала, как маленькая девочка, даже не представляя, что могла себя такой когда-либо почувствовать. Все стало иметь вкус, цвета без наркоты не резали глаза, сон давал сны про трубочки и гнилые усы преподавателей. Моя жизнь стала кошмаром наяву.
Одной ночью я просто вызвала фокусника, повесила туфли из пуха одуванчиков на провода наушников, накрасила ногти желтком и вышла в окно. Я летела в радужном пузыре молча, глотая все таблетки, что нашла в заначках. Глаза закрывались, заливались розовой пеной изо рта. Что-то ударило наш пузырь, и он лопнул вместе с моим желудком на тротуар. Я разбилась пухом одуванчиков по темным лужам Логоса.
⁃ Пиздец, – сказал кто-то, проходя мимо моей кляксы.
Нарциссы
Меня отштамповали на постсоветском заводе под руководством института брака в 1998 году. Семья бухгалтера и инженера – плакат с красным фоном и лозунгом желтыми буквами. Я вижу восклицательный знак после своего имени. Вечерами после работы мама перешивала трусы моего старшего брата, чтобы те подошли мне. Она варила рис, который в очередной раз вручили в мешке вместо зарплаты, пока я лежала в коляске на балконе и росла куда-то вглубь простыней. Пухлая масса человека, множащаяся на рисовой каше, вскормленная надеждами. Отец уходил из офиса посреди дня, оставляя пиджак висящим на стуле. Он тайком шёл преподавать информатику в школу в качестве учителя на замену, а потом возвращался на основную работу. Я слышу его тихий шаг сквозь коробочки офиса: он так боится, что его раскроют. Я сплю в манеже в комнате, и кто-то сквозь сон что-то шепчет. «Иди на работу, Вера. Я устала, Вера. Я так устала» – голос мамы, но какой-то старый, не такой звонкий, как на дисках с детскими записями. Я набухаю от риса и вырастаю из трусов брата.
Мне говорят: чтобы не стать дворником, ты должна учиться, ты должна быть лучшей. Большая «Л» ножницами разрезает мои амбиции и стремления. У слова «лучшая» есть тень – она кусками лежит в углах комнаты, пенится слезами от полученного минуса возле цифры 5. Кажется, я любила рисовать и сочинять рассказы. Моя мать мне говорила, что у меня талант, но все это потом – сначала закончи год на одни пятёрки. Рис закончился, меня начали кормить другой личностью. Я ела на завтрак разговоры о том, что я особенная из-за отметки «отл» за контрольную, а на обед – суп из ругательств за четверку по физкультуре. Сначала мне было предначертано стать всемирно известной балериной, потом богатой и успешной бизнесвумен, далее черёд переводчика с мужем-иностранцем. Я ненавидела пуанты, точный счёт и мужчин. Тени в углах комнаты казались мне уже чем-то родным – черный шлейф вел меня домой во тьму, а я глотала ее слезливыми зрачками,