Молча, сосредоточенно стоят молодые солдаты; выровнялись рядами на площадке перед старинным храмом, тихо все…
А душа рвется нарушить эту тишину, проявить свой пыл…
Забили барабаны в поход. Неожиданно для всх, распахнулись широкие двери храма, и оттуда потянулась золотая лента крестного хода.
Затрепетали под дуновением ветерка шелковые хоругви, запел согласно хор певчих, на ступенях храма показался пожилой священник. Он спустился к стоящему перед полком молодому командиру, но уже испытанному в боях полковнику и, подавая ему большой серебряный крест, проговорил трогательно.
– Вот вы все идете на великий подвиг, на борьбу с неприятелем, объявившим войну нашей родине. Ваш полк только что сформировался, народился… Как каждого рожденного в мир человека наша святая церковь воспринимает и благословляет крестом, так и я благословляю вас, воины, ваш новорожденный полк этим крестом, носите его с собой и храните. Да будет он благословением вам от Русской Земли и да спасет он вас от бед и напастей.
Как офицеры, так и солдаты слушали это трогательное напутствие со слезами на глазах.
– Тот прежний полк, из недр которого народился ваш, в настоящее время уже в боях. Он ушел отсюда с развернутым знаменем при звуках труб. У вас же нет их. Пусть же вместо звуков последних вас сопровождает церковное благовестие.
– Дети мой, – воскликнул растроганный священник, – церковные колокола радостно, как в день святой Пасхи, зазвонят вам вослед. Пусть этот звук сопровождает вас всегда, он будет призывным к победе и напомнит вам об оставленных вами здесь близких.
По знаку священника с колокольни раздался торжественный трезвон колоколов, они звонили, точно в Пасху. Звонкая медь переливалась, звуки ее далеко летели через реку, пропадали где-то там далеко, в лугах, висли здесь в старинной роще и красивым гармоническим аккордом отдавались в стенах полковых зданий.
Точно один крик, вырвалось из этой многотысячной толпы громогласное «ура». Труба заиграла поход, и полк бодро начал сбегать по пригорку, к реке, где его уже ожидал паром.
Во всей этой картине было необычайно трогательное, глубоко западавшее в душу настроение. Если и было у кого-нибудь уныние, так оно в эту минуту исчезло, как отлетает темная тучка с лучезарного небосклона.
За обедом у императора
Император перенес свой штаб в Люксембург, но не остановился в самом городе и не занял ни одного из городских помещений. Его превосходно приспособленный для быстрого передвиженя барак был раскинут около моста Адольфа, на скате холма.
Никто из приближенных не решился возразить суровому властелину. Боялся ли император оставаться в самом городе или находил для себя лучшим поселиться вблизи своих полков, – это трудно было решить.
Большой разборный барак быстро сложили особые саперы, которым он был поручен, и спустя часа-полтора времени император, весело разговаривая с приближенными, вошел в уютное помещение.
Барак германского властелина представлял