– Выходить!
Заключенные, согнувшись, выходили из вагона под ударами плетей, отсчитывающих каждого, кто переступал порог.
– Построиться! – орал конвоир. – Считаю до трёх!
Заключённые засуетились, не желая получить новые побои, и выстроились в шеренгу. Савин оказался в третьем ряду. Его плечо сильно ныло от полученных ударов, и он пытался умерить боль, растирая пострадавшее место рукой.
– Три! – крикнул конвоир, когда все наконец построились.
Поезд медленно двинулся дальше, оставив арестантов и конвоиров в глухом лесу. В воздухе осталось лишь чёрное облако паровозной копоти. С противным скрежетом состав удалялся прочь.
– На-ле-е-во! Шагом марш! – скомандовал главный конвоир.
Каторжники повиновались, с трудом передвигая затёкшие после мучительного пути ноги.
Савин посмотрел на идущего рядом старика. Его лицо было измождённым, но каким-то добрым, отеческим.
– Слышь, дед, тебя-то за что? – поинтересовался корнет.
– Да ни за что, – отмахнулся старик.
– Вот и меня.
Савин сочувственно посмотрел на старика и уточнил:
– Тебе сколько сидеть?
– Десятку, – отрезал старик, не меняя выражения лица.
– Можно считать, пожизненно, – вздохнул корнет.
Но тут подскочил конвоир и хлестнул Савина по спине так, что тот споткнулся и едва не упал.
– Молчать, шкура!
Савин скорчился от боли и почувствовал, что колено неудачно подвернулось. От боли он остановился и согнулся пополам, растирая повреждённую ногу. Старик подхватил его за плечи и поволок на себе.
Савин ощутил прилив благодарности – впервые за долгое время чужой человек проявил к нему сочувствие.
– Может, сбежим, а, дед? – зашептал Николай в ухо старику.
Тот нахмурил брови и устало произнёс:
– Куда? Погляди на меня. Я еле ноги тащу.
– И что, охота тебе здесь помереть? – не унимался Николай.
– А мне разницы-то уже нет, – махнул рукой старик. – Оставь меня в покое, Христа ради!
Посмотрев украдкой по сторонам, корнет снова заглянул в глаза старику, который казался ему таким родным:
– Вижу, что человек ты неплохой. Побежали?
Старик потрепал Савина рукой по голове, словно сына, и прошептал, будто делясь сокровенным:
– Сынок, совершить побег – значит обречь себя на вечные скитания вне закона. Мне здесь спокойнее будет.
Сильный удар плетью положил конец разговору. Оба скорчились от боли. Не выдержав, корнет грохнулся на землю. Запах земли напомнил Николаю о детстве. Родное имение, окружённое дубравой, тёплая речка Межиха, грибы и жёлуди… Как бы хотелось ему перенестись в то счастливое время!
Арестанты старались обойти его стороной. Николай лежал, не шевелясь. «Может быть, подумают, что я умер и оставят здесь?» –