Деньги графы и бароны охотно брали, но никаких действий к «распространению дружбы» на Россию предпринимать не думали. «Здесь недоброжелательные к России люди очень жалеют об удалении князя Меншикова от двора», – писал посланник в сентябре 1728 года в Петербург, – «говорят явно, что они потеряли в своих намерениях великого патрона». Ещё бы! Остерман стоял стеной на защите русских государственных интересов.
Какой-то «благожелатель» сообщал Головину, что шведское правительство ищет способы заставить русский двор объявить Швеции войну и потребовать от Франции и Англии помощи. Он сообщал также, что Турция активно «обрабатывает» Швецию, чтобы вместе выступить против России. А. Хорн и его сторонники льстили себя надеждами на то, что в России начнутся беспорядки и всячески «ласкали» турецкого агу-посланника. «Доброжелательные» к России барон Сёдеръельм, граф Дюкер и Тессин, не попавшие в утверждённый свыше список «клиентов» Головина, осаждали его просьбами тоже выдать им денежную компенсацию за то, что они якобы сильно пострадали за свою приверженность России. Из Коллегии иностранных дел Остерман резонно посоветовал Головину деньгами понапрасну не сорить: «Мнится, что хотя б и дать на год, на другой по нескольку, когда усмотрим, как наши дела с Швециею обойдутся». Одним словом, события на северном фланге продолжали внушать Петербургу сильные опасения.
Официальный Стокгольм, потерявший былой вес в Европе, продолжал, как флюгер, колебаться при всяком дуновении ветерка из Парижа или Лондона. Посланнику в Петербурге Херману Седеркройцу были даны указания объявить русской стороне, что признать императорский титул Петра II шведы могут только в обмен на возвращение Выборга. Однако Седеркройц охладил воинственный пыл своего правительства, сообщив в Стокгольм, что никаких беспорядков в России не наблюдается, и что русская армия и флот находятся в хорошем состоянии. Также выяснилось, что французский и английский послы ссориться