Я совсем падаю духом. Можно и не говорить с сотрудниками аэропорта, все и так понятно. Усталые туристы; переплетения зарядок для телефона; спящие под куртками пассажиры. Раскладушки в залах ожидания. Я замечаю указатель «Прибытие и вылеты» на ближайшей стене, но идти туда нет никакого смысла. Тут и без всяких расспросов понятно, что мой рейс на Питтсбург отменили – как и все остальные.
Я не попаду домой.
От этой мысли горло пронзает игла отчаяния. Мне очень нужно домой. Я нужна маме. Я должна ее смешить; должна уговорить смотреть всякую ерунду по телевизору. Я смогу отвлечь ее от мысли, что Фиби умерла под Рождество. Но для этого мне нужно добраться до дома.
Я набираю сообщение, но сразу стираю – и так раз за разом. Нет, не получится: я не знаю, как сообщить маме новости. Что бы я ни написала, она все равно распереживается до полусмерти.
Я сдаюсь и набираю номер моего отчима Дэниела. Дэниел работает бухгалтером, и работа ему очень подходит. Мягкий, спокойный, он – полная противоположность моей нервной и энергичной матери.
Дэниел берет трубку на втором гудке. Как и всегда.
– Мира, – слегка помедлив, произносит он. – Веселого Рождества.
– Ну, Рождество пока еще не наступило, – отвечаю я. – И веселье, честно говоря, тоже. – Пожалуйста, передай маме, что я застряла в аэропорту. Похоже, на всю ночь.
– Ты в аэропорту? Тебе нужна помощь?
– Нет, нет, просто рейс отменили из-за погоды. Даже не знаю, почему: на вид ничего ужасного. Я разберусь, но, похоже, до завтра улететь не получится. Просто передай маме… Ты знаешь, ей сейчас непросто.
– Не уверен, что…
Он как-то неловко замолкает, словно его отвлекли. Может, лапшу варит? Он всегда готовит лапшу на Рождество. Каждый год. Однажды я ее нарисовала: огромные желтые пласты теста, раскатанные тонюсеньким слоем по столу. Центром картины была скалка.
Дэниел покашливает.
– Может, тебе лучше оставить ей сообщение? Ты ей писала?
Я морщусь. Он что, шутит?
– Не, не хочу, чтобы она прочла на работе. Может, попросишь ее позвонить, когда вернется домой?
– Домой?
На сей раз пауза звучит как-то иначе. Ни вздоха, ни шороха.
Когда Дэниел заговаривает снова, в его голосе слышится напряженная печаль.
– Мира, мы с твоей мамой не живем вместе. Она тебе не говорила?
Я прикрываю свободное ухо ладонью. Наверняка я что-то неправильно расслышала.
– А? Что такое?
– Мы с твоей мамой разводимся. Я съехал две недели назад.
Это что, какая-то странная шутка? В моей голове мечутся обрывки вопросов, но я не могу их поймать. Кто-то проталкивается мимо меня с чемоданом, и от удара по колену слова вываливаются у меня изо рта.
– Что… Я не… Разводитесь?
– Мне очень