Я где—то между отчаянием и надеждой. Не понимаю, от чего так больно, но так хорошо. Я лечу прямо в лапы к яркому гиганту.
Встреча с солнцем. Меня затягивает в него все сильнее и сильнее. Нежные руки обволакивают меня, легкие прикосновения к моей коже, так напоминающие поцелуи, смех в моих ушах, такой живой, настоящий, что я погружаюсь полностью. Меня затягивает в эту полную света чашу. Она наполняет меня изнутри, и я ничего не могу, кроме того, как покорно погружаться все глубже и глубже. Но мне не больно, мне хочется смеяться, хочется парить и танцевать. Такое ощущение, что от дыры в моем сердце ничего не осталось, в груди опять что—то чувствует, живет. Что—то бьется, сильно—сильно, как будто пульс двести. Еще немного и не выдержу, еще чуть—чуть, и я больше не увижу землю. Там пусто, холодно, низко. Сейчас тепло, необходимо, высоко. Я сгораю заживо в потоке этих лучей. Я знаю, что умру, но мне не страшно. Лишь бы только в объятьях, лишь бы только чувствовать это сердцебиение хотя бы еще минуту.
И я умираю.
Чтобы снова когда—нибудь воскреснуть.
Я умер? Пред глазами все плывет, но я усиленно моргаю, чтобы снять наваждение. И наконец—то получается. Это не рай, и даже не ад. Это просто моя палата. И все тот же белый потолок. Почему—то в моей картине мира, в котором я сейчас живу, в моей палате, существует только потолок. Как не очнусь, так перед глазами он. А может тут и нет ничего кроме этого белого. Да нет. Вот вроде бы кровать, кстати, достаточно приятная, стены мятного цвета, наверно, потому что зеленый успокаивает, особенно таких буйных пациентов, как я. Вот еще и шкаф с тумбочкой. Впрочем, обычная палата, один странный элемент во всей этой обстановки. Это я. Я не должен быть здесь. Как меня занесло на эту койку – непонятно. Мое подсознание, как назло, молчит. Но разве такое возможно не помнить, что было с тобой?
Как мне вспомнить себя? Может, конечно, Алена и раскроет мне какие—то аспекты моей потерянной жизни, но ведь ни она, никто другой не проживали этот момент, это был я, и только я могу ощущать те или иные эмоции, а они могут лишь догадываться, декларируя лишь факты, произошедшие со мной. Издал две новые книги, открыл литературную школу для молодых авторов, попал в список топ—десять современных писателей России, расширил штат сотрудников в издательстве. Факты, лишь голые факты, но никто так и не сказал, радовался ли я номинации, переживал ли с публикацией новых романов, легко ли мне далось принять новых сотрудников. Хочется верить, что я был самим собой и радовался успехам, переживал из—за неудач, стремился стать лучше.
Но это лишь одна сторона моей жизни. А как же моя семья? Я не мог расспросить об этом Алену, ей и так тяжело осознать всю ситуацию. Я видел ее шок, когда она зашла в палату. Но кто—то же должен мне помочь вспомнить. Кто— то же был со мной эти два года. Может набрать Яна? Он же мой лучший друг, он точно должен знать, как дела у меня в семье. Удалось ли нам с Аленой пережить наш кризис, помогли ли походы