– Всем доброго дня, – радостно сообщает вошедшая в класс Таблетка – без нее, конечно, невозможно было и предположить, что день именно таков.
За строгим цоканьем каблуков разносится рев звонка, возвещающего начало урока. Гулкий, болезненный звук долго не унимается, словно заколдованный колокольчик бешено бьется о стенки решетки. В конце концов звон сменяется тишиной, и под мерный учительский бубнеж Ваня засыпает, думая о том, что глаза у Эрки – сами небеса.
Он висит на перилах моста и смотрит в воду – маленькая тонкая речка полощет пласты блестящей живой материи: перекручиваясь все вместе, как склизкие змеи, волны уходят на дно и поднимаются на поверхность, соревнуясь друг с другом, несутся от берега к берегу внутри тесной канавы. Ваня смотрит и смотрит вниз, не в силах оторваться, чем глубже он старается проникнуть взглядом под воду, тем дальше становится дно, опаснее и гуще поток, пытающийся стереть его тень, упрямым флажком развевающуюся подле тяжелой массивной полосы моста. Безвольные утки болтаются внутри водной симфонии, как случайные ноты, позволяя нести себя и одновременно удерживаясь на месте. Крошечные живые ладьи. Голодные.
Ваня вытаскивает из кармана подсохший кусочек хлеба, ломает его на части и кидает в воду – птицы подхватывают не успевшие размокнуть сухари и жадно глотают их плоскими клювами. Он снова запускает пальцы в карман, но те, как волки в снегу, ничего не находят, кроме мелкой монетки. Ваня бросает ее в воду – сильный и наглый селезень, поглотивший почти весь хлеб, ныряет за ней. Ваня улыбается, ощущая колючую радость от этого воздаяния. И вместе с ним – сожаление. Это ведь только птицы.
– Че скалишься, ты – змееныш?
Ваня оборачивается, принимая слова на свой счет. Голос вздымается над рекой, как мост, но бьет далеко. Ваня выискивает того, кому это прокричали. С одного берега на другой проносится свора парней – под бешеное улюлюканье они загоняют Эрку. Ваня бросается следом за ними. Камни скрипят под подошвами. В ушах стучит и во всем мире вокруг стучит, словно он бежит внутри собственного сердца.
Пятеро оттесняют в угол шестого. Паруса их грудных клеток неровно вздымаются, натягиваемые силой клокочущих легких. Солнце палит лица, отпечатывая на каждом свет и прищуренную гримасу. Вожак, что пригнал стаю, бездействует, наблюдая за тем, как успокаивается гонка и легкие. Как останавливается время. Загнанный зверь еще чуть-чуть отступает, медленно отодвигая тело к стаканам помоек.
– Ну что, допрыгался, уродец?
Эрка вытаскивает руки из карманов – обнаженные когти повисают вдоль тела, словно инструменты, – и усмехается. Зубы у него острые, глаза горят, как звезды, взгляд злой, но лицо красивое, хоть и кажется больным