Григорий в первые дни приезда в деревню уделял Маше много внимания, так как знал, что у нее нет ни родных, ни знакомых, и поэтому чувствовал ответственность за судьбу девушки. Он показал ей деревню и познакомил со своими друзьями и знакомыми. Деревенская молодежь сначала отнеслась к Маше с некоторым предубеждением, но постепенно, по мере того как узнавали ее, изменили свое отношение к ней в лучшую сторону. Но даже после этого Маша не могла отделаться от мысли, что хотя они и приняли ее в свой круг, она никогда не станет им так же близка и любима, как Ольга Светлова. Решив остаться жить в деревне, Маша незаметно для себя прониклась ее духом и заботами. Ее покорили великолепные деревенские пейзажи, запах вспаханного чернозема, деревенская тишина и пение петухов. Особенно поэтично выглядела в жизни деревни так называемая «улица». Вечером после трудового дня деревенская молодежь собиралась на краю деревни у амбара. Гармонист Мишка Козлов, рыжеволосый, с вихрастым чубом парень, занимал самое почетное место на ступенях амбара, а молодежь рассаживалась рядом на бревнах. Пение задушевных песен и пляска под гармонь – какое же это было великолепное зрелище.
Однажды, поддавшись общему веселью, Маша не выдержала и запела:
Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза.
И поет мне в землянке гармонь,
Про улыбку твою и глаза.
Мишка-гармонист тряхнул чубом, и его пальцы виртуозно забегали по клавишам музыкального инструмента. Молодежь сразу же притихла, а Маша, зардевшись, обхватила руками колени и продолжила песню уже под звуки гармони. Она пела и мысленно предавалась воспоминаниям о прошедшей фронтовой жизни. Григорий стоял у молоденькой березки и с нескрываемым любопытством наблюдал за девушкой, точно видел ее впервые. В его взгляде было столько восхищения и неподдельного интереса, что Маша мгновенно почувствовала себя счастливой, совершенно счастливой.
– А у тебя красивый голос и ты замечательно поешь, – похвалил Григорий Машу, когда они возвращались домой после «улицы».
Глядя на девушку, он улыбнулся ей той обворожительной улыбкой, какой мог улыбаться только он. От сказанных слов Маша вся встрепенулась и, поддавшись голосу страсти, стремительно прильнула к Григорию. Обжигая дыханием и страстным объятием, она почти лишила его воли. Григорий хотел отстранить девушку, но не мог. Маша с силой прижалась к нему, впилась в губы и он, почти безвольный, ответил ей на поцелуй. Лицо Маши залилось краской, а глаза вспыхнули, как яркие огоньки в ночи. Ее любовь к Григорию была велика, и она уже не могла таить ее глубоко в сердце.
– Гришенька, Гришенька… – в любовном экстазе шептала Маша, не в силах оторваться от сильного молодого тела Орлова.
Безумство овладело ею, затуманило разум и сломило волю. Маша жаждала страстных поцелуев, волнующих и пусть даже постыдных ласк.