«Я не знаю, что с документами на неё, – думал Лёха, – но по деревне кататься сгодится. Потом у знающих людей спрошу о том, что есть из доков на руках – в бардачке точно лежали какие-то бумаги. – Он открыл дверь со стороны пассажира и заглянул в бардачок. – Да… На месте». – Лёха плохо понимал во всех этих технических и юридических трактатах, поэтому решил бумажную волокиту оставить «на потом». Он заглянул в бак – там было сухо, как в пустыне. Зато масло было «в норме». – «Заправим, колёса прикрутим, отмоем и пофорсим», – улыбнулся Лёха сам себе.
Он решил сходить на заправку засветло, а потом заняться всем остальным. Спустя час Лёха вернулся с двадцатилитровой канистрой и со спокойной душой принялся за «лоск»: он пропылесосил салон, помыл коврики и протёр пыль на панели управления и сзади; помыл с порошком кузов и хорошо сполоснул проточной водой из шланга; прикрутил колёса, но они оказались спущенными, а накачать было нечем – инструмент растащили «доброжелатели». Лёшка на чердаке откопал свой старый велосипедный насос и накачивал им автомобильные камеры ещё пару часов – когда закончил, спустились густые сумерки, а Лёха подумал, что не плохо бы это «упражнение» включить в подготовку армейских «спецов». Но у него всё получилось и дело оставалось за аккумулятором, который «доброжелатели» оставили – чудом ли Господним или матерью, которая могла вступит в бой с кем угодно и чем угодно избить обидчика.
Конечно, аккумулятор тоже был «мёртв», а шнура для зарядки днём с огнём не сыщешь, поэтому Лёшка изготовил свой собственный, припомнив армейские «мудрости» и проявив врождённую смекалку.
Лёшка спустил машину на домкрате на землю – перевалило за полночь, и он собирался заночевать в машине, когда вдруг пришла мать и принесла ужин.
– Я постелила тебе в доме. И баня натоплена. Поешь… – Женщина поставила кастрюлю с котлетами, молоко и хлеб прямо на капот машины. – Завелась?
– Завтра посмотрим, – сказал Лёха и вытер полотенцем руки и лицо от пыли и пота. – Должна завестись… Аккумулятор зарядить надо.
Мама стояла, скрестив руки на груди, привалившись к стене, а висящая на потолке одинокая лампочка своим натужным светом вычленяла из её лица все морщины и изъяны, какие были и даже указывала на те, какие ещё будут. Она успокоилась, превратившись снова в обычную старушку, одинокую и сломанную ещё в самом начале своего становления, как женщины, как жены, как Мамы…
– Не суйся на ней в город, Лёша…
– Ты что-нибудь знаешь про неё? – спросил Лёха, уплетая котлету.
– Дело ясное, что дело тёмное. Твой отец ездил на сборы ветеранов-афганцев в город, не помнишь? Тебе лет одиннадцать было… Ну, тогда они ещё ветеранами не были –