Такой простой ответ озадачил Артёма и мало внёс ясности, но быть назойливым с малознакомым человеком было равносильно наглости. Он озадаченно потёр свою щетину (брился ещё дома, до приезда, а на рыбалку – смысла не было), неопределённо протянул, опираясь рукой о бревно: «Н-да» и наткнулся на зеркальце, поднёс к лицу. Хорош! Ничего не скажешь. Леший пенёк.
Колян злорадно оскалился:
– Любуешься? Красове́ц, одно слово!
– Иди ты! – разозлился Артём. – На себя погляди!
– И погляжу! – вырвал зеркальце, отставил подальше руку, корча рожи своему отражению. – Не Ален Делон. Но тоже ничего. Для нашей местности сойдёт.
У Стаськи похолодело внутри. Она смотрела на гостей-двойников, сидящих напротив. Какое-то неосознанное беспокойство не давало ей расслабиться, отвести глаза. А возникло оно с того момента, как она поймала на себе странный взгляд этих женщин. Если бы они не поспешили его отвести и спрятать вспыхнувший алчный огонёк, она, может, и не придала бы ему значения. С тех пор они избегали прямо на неё смотреть, только вскользь, и от этого её тревога ещё сильнее разрасталась. А вот теперь, когда нефор кривлялся перед зеркалом, с тем же самым хищным выражением на него смотрел художник. Женщины же опустили глаза в землю, но довольно улыбались. Происходило что-то непонятное, и, кажется, кроме неё, никто ничего не замечал.
И тут в небо с оглушительным карканьем и беспорядочным хлопаньем крыльев взвилось вороньё. Целая туча. До сих пор никто не заметил эту огромную стаю. Птицы прятались в густых кронах деревьев и вели себя тихо, сливаясь с темнотой. В которой ни черта не разглядишь. И откуда столько взялось! Видно, слетелись со всей округи. Может, они облюбовали этот остров для ночных стоянок? Или их привлекло намечающееся захоронение, и они выжидали, не перепадёт ли на их долю какая пожива?
Ребята вздрогнули так, словно каркающая лавина бросилась прямо на них, девушки взвизгнули, вцепившись друг в друга, парни выругались, нефор сгоряча – нецензурно и вскочил с бревна, уронив зеркальце и не заметив, а пока вертел задранной головой, наступил на него. Под тяжёлой рифлёной подошвой оно жалобно тренькнуло и впечаталось осколками в землю. Содержимое берца трагично всхлипнуло над его безвременной кончиной.
Все глаза поднялись вверх, где кружились, как тучи пепла, горластые падальщики, постепенно редея и уносясь в разные стороны. А небо… небо было мутно-голубым. Солнечные лучи ещё не дотянулись до вершин деревьев, но уже ощутимо давали о себе знать.
– Светает, – удивлённо протянула Стаська. Неужели они за ночными разборками и потрясениями не заметили, как промчалось время?
– Странно, – в тон ей пробормотал Артём, с недоумением разглядывая небесный свод, – я думал, сейчас часа три и столько же ещё ждать рассвет.
Инна