Я села на кровать и потянула тебя вперед за плечи, а пока твой безвольный торс лежал на моем, нащупала позади тебя подушки и поправила их.
– Я куплю тебе новую куртку.
Но ты не мог дождаться. Ты выпалил снова, на этот раз даже более отчетливо, со всей спешкой, на которую только был способен. Ты спросил: «Где Том?».
Я подошла к комоду, чтобы ты не видел выражения моего лица, и нашла тебе чистую пижамную куртку. Потом помогла тебе засунуть руки в рукава и застегнула пуговицы. Я все это сделала, не глядя тебе в глаза, Патрик. Мне пришлось отвернуться, потому что ты все время повторял: «где Том, где Том, где Том, где Том, где Том», каждый раз немного тише и немного медленнее, и я не могла тебе ответить.
В конце концов я сказала: «Замечательно, что ты снова разговариваешь, Патрик. Том будет очень горд» – и приготовила нам обоим чаю, который мы пили вместе в тишине: ты – измученный и вспотевший, с голой нижней частью тела под простынями, а я – моргая и глядя на серый квадрат окна.
Я уверена: ты знал, что я впервые в этом месте. Я никогда раньше не находила повода зайти в художественную галерею и музей Брайтона. Оглядываясь назад, поражаюсь самой себе. Я – учитель в подготовительной школе Святого Луки и никогда не была в художественной галерее.
Когда мы с Томом толкнули тяжелые двери со стеклянными вставками, я подумала, что это место больше похоже на мясную лавку. Повсюду была зеленая плитка, но не того оттенка, как лужайка Брайтона, почти бирюзовая, заставляющая чувствовать себя солнечной и легкой, просто взглянув на нее, а мшистая, густо-зеленая. И еще причудливый мозаичный пол, и полированная лестница из красного дерева, и блестящие шкафы с чучелами. Ладно, это был секретный мир. «Мужской мир, – подумала я, – совсем как мясные лавки». Женщины могут заходить в гости; но за занавеской, сзади, где рубят и сортируют, – только мужчины. Не то чтобы я возражала против таких порядков в те времена. Но мне было жаль, что я надела свое новое сиреневое платье с пышной юбкой и туфли на невысокой, но все же шпильке: была середина декабря, и на тротуарах образовалась наледь, с одной стороны, а с другой – я заметила, что люди не одеваются как-то особенно для похода в музей. Основная масса посетителей была в коричневой или темно-синей одежде, и само место было темным, серьезным и тихим. А мои туфли совершенно неуместно цокали по мозаике, и этот звук эхом разносился по залам, словно из чьего-то кармана просыпались монеты.
Из-за этих туфель я была почти одного роста с Томом, что не могло его обрадовать. Мы поднялись по лестнице, Том шел чуть впереди, спортивная куртка сильно обтягивала его широкие плечи. Для крупного человека Том ходил легко. Наверху лестницы нам кивнул огромный