Один.
Два.
Три.
Четыре.
Пять.
Каменная лестница закончилась, утонув во тьме, окутавшей замок, и началась металлическая винтовая. Корвина стала подниматься.
Шесть этажей.
Она считала, поднимаясь все выше и выше, пока не достигла вершины башни. За маленьким окошком на стене возле лестницы в небе виднелся полумесяц и бескрайняя темнота, окружающая замок. Музыка доносилась из-за тяжелой деревянной двери, что оказалась прямо перед ней. Это было подобие чердака на вершине башни. Дверь была приоткрыта.
Взобравшись по оставшимся ступенькам, Корвина замешкалась, не желая, чтобы тот, кто был по ту сторону двери, узнал о ее присутствии и перестал играть. Прикусив губу, она на цыпочках прокралась к приоткрытой двери и заглянула внутрь.
Парень – нет, мужчина – сидел за большим фортепиано из темного дерева, но ей был виден только его профиль. Спрятав свечу за дверь, чтобы скрыться в тени, она наблюдала за ним со стороны в лунном свете.
Он сидел в полумраке, одетый во все черное. Задрав рукава свитера до локтей, он закрыл глаза и подался вперед. Квадратная челюсть была покрыта щетиной, а прядь темных волос упала на глаза.
Он был… великолепен.
Прекрасен, как бывает прекрасна боль, потому что от его красоты щемило в груди, в животе оживало нечто чувственное, а в венах закипала кровь. Он был таким же завораживающим, какой Корвина представляла себе темную магию, потому как она точно так же искажала воздух, извращала разум и подавляла чувства. Призрачным, как было под силу очень немногим живым существам, ведь они посылали дрожь по телу, скрываясь во тьме и питаясь окружающей их энергией.
Корвина зачарованно наблюдала, как он, ни разу не открыв глаз, пальцами порхал по клавишам. Запоминающаяся томительная мелодия струилась из-под них, сливаясь в стенаниях.
Играя, он существовал где-то между добром и злом, и в этот миг ей хотелось существовать в этой плоскости вместе с ним, видеть то, что видел он, слышать то, что слышал он, и чувствовать, что чувствовал он. Что-то внутри нее сжималось, распускалось и сжималось снова, пока она наблюдала за ним, а ее ладони зудели от желания прикоснуться к нему и узнать, настоящий ли он. Наверняка настоящий. Не мог же он померещиться ей? Или мог?
Музыка резко оборвалась, и он открыл глаза.
Корвина быстро шагнула за дверь, ее сердце гулко заколотилось в груди.
Черт. Черт. Черт!
В ночи внезапно наступившая тишина казалась необычайно гнетущей. Корвина чувствовала, как она давит на шею там, где бился ее пульс, на грудь, в которой сердце отстукивало быстрый ритм, на руку, которая, дрожа, сжимала подол сорочки.
Тишина затянулась, и Корвина знала, просто знала, что он следит за дверным проемом и лестницей. Сама не ведала, откуда, но все же знала. И ей пришлось стоять и прятаться,