Первым от нас идёт к Никодиму Кудин. Неуклюже перекрестившись, склоняется над Евангелием. Молчит. Молчит и Никодим, ждёт, когда Кудин вспомнит все свои прегрешения.
– Что ж ты молчишь? – прерывая молчание, первым сдаётся батюшка.
– А чего говорить?
В углу на клиросе старушка монотонно читает молитву к причастию, но это не мешает мне слышать происходящее на исповеди.
– Скажи, что душу тревожит, – подсказывает Никодим.
– Ничего не тревожит, – отвечает Кудин.
– Святой?! А я, грешный, тяну из тебя непотребное…
– Ну, не святой… – наконец близится к покаянному пути Кудин.
– Так что же душу тревожит? – вновь батюшка направляет разговор в нужное русло.
– Ничего не тревожит… – пожимает плечами Кудин.
– Пшеницу с колхоза воровал? А прелюбодеяния?.. – зная слабые места Кудина, подсказывает Никодим.
– Да это разве грех? – искренне удивился Кудин.
– Грех.
– Эх, батюшка, что для тебя грех, для казака – доблесть!
Беседа длится – служба затягивается. Носач уж накрыл в клубе Верхнего хутора столы для праздничной трапезы, а тут никак до причастия не доберёмся. Вот уж народ и роптать начинает, а Кудин никак не сдаётся. Большого труда стоит Никодиму убедить его всё же раскаяться в своих «доблестях». Вот наконец он накрывает Кудина своей епитрахилью, и храм облегчённо выдохнул.
Следующим иду я.
– В чём каешься, атаман? – утирая после тяжёлой беседы с Кудином лоб, спрашивает Никодим.
– Во всех смертных грехах! – чтоб не затягивать исповедь, отвечаю я.
– Неужто убил кого?! – вскидывает голову Никодим.
– Ну, убивать не убивал, а так…
– А говоришь: «во всех смертных»… – слабо улыбается батюшка.
Склонив голову над Святым Писанием, гудит о своих грехах Жека, чем вводит в смущение местных старушек.
После службы Носач поучает его:
– Ты, Жека, на листочек свои грехи записывай. Никодим молча прочтёт – и все дела! А ты трубишь на весь храм, как племенной бугай, о своих похождениях…
– Какой «листочек», Носач! Это мне на каждую службу нужно общую тетрадь заводить и писать мелким почерком…
– А ты лаконично пиши, – научает Носач. – Нечего рассусоливать. Пиши одним словом: «Каюсь в блудном грехе». И ненужно перечислять всех своих ухажёрок, да ещё со всеми подробностями: где, с кем, когда и каким боком…
После Жеки исповедовался Бармалей. Он недавно пришёл с Афгана с орденом Красной Звезды и контузией, отчего слегка заикался.
– И рад бы, да не знаю, в чём и каяться, батюшка, – живу сейчас смирно, скучно, даже похвалиться нечем… – простодушно говорил он.
– Людей убивал?.. – взглянув на орден, тихо спросил Никодим.
– Не знаю… Так, чтобы с глаза на глаз – не приходилось, а там… Пуля далеко летит,