За чертой. Александр Можаев

к реке. По тонкому льду переползли на другую сторону. Был небольшой мороз; неяркое белесое солнце едва просвечивалось сквозь серую пелену, затянувшую небо, и укутавший землю снег не слепил – холодно синел в далёких буераках горы.

      – Вдвоём нам не управиться, – прерывая молчание, говорю я. – По тропе с двух сторон будем гнать, чтоб не сошли. Нужен третий в засаде…

      Морща нос, Жека некоторое время обдумывает моё предложение.

      – Кубане́ц! – наконец, восклицает он. – Пошли за Кубанцо́м!

      Таким образом, оказываемся у Кубанца́, и Жека четверть часа пытается поставить его на ноги. В конце концов, взлохмаченный, с красными то ли с недосыпа, то ли с перепоя глазами Кубане́ц садится в постели.

      – Живо одевайся! – торопит Жека.

      Кубане́ц некоторое время раздумывает и, качнув своей нечёсаной башкой, повторяет упрямо:

      – Нет, не пойду… Я с суток пришёл – в голове рой… Не пойду…

      – Как это не пойдёшь? Не видишь – за тобой атаман пришёл! – кивая на меня, кричит Жека.

      – А-а, Саня… – приоткрыв опухшие глаза, наконец замечает меня Кубане́ц и протягивает руку.

      – Он атаман Кудину… У меня Носач атаман, – говорит Жеке.

      – Сейчас он Носачу прозвонит, тот тебе быстро плетюгана пропишет за непочитание старших.

      – Кто, Носач? Мне?.. Да я…

      – Слушай, Кубане́ц, – видя, что дело заходит в тупик, оттесняю Жеку. – Тебе и делать почти ничего не нужно. Поставим тебя на тропе с двустволкой, а сами с Жекой обойдём старое русло и шуганём на тебя… Как только на тебя выйдут – знай только постреливай…

      – Главное – не засни до нашего прихода, а то ещё затопчут тебя, – предупреждает Жека.