На выпускном все нарядились, как придурки. 11 лет, как клуши и один день, как баклуши. Я сидел с Никой. Она шутила и, как всегда всё едко высмеивала так, слегка свысока. Я просто сидел за длинным столом и просто ел то, за что оплатили мои родители немалую сумму. Мама Ники не внесла взнос за стол и за тамаду, но она всё равно ела со всеми. Она, поди, неправильно полагала, что об этом никто не знал. Но я-то знал. С таким знанием я просто не мог взять и поддерживать её в остротах и хихиюморке. Потом попёрлись на набережную Волги, там уже паслись любители халявного бухла. Я поддал, но присутствие бывшего ударника и нескольких лояльных ему быдлоклассников не давало мне покоя. Ну я не мог находиться в одном публичном пространстве с теми, кто меня выводил из себя. Они все были пьяные, нужно было сваливать, потому что прекрасно знаешь, что бывает, что случается между никакими подростками. Я пробирался через кусты, ещё вечер, но я немного дерябнул, нормально вышагивал, не падал.
У меня имелась в наличии детская инвалидность, с которой можно было пройти с хреновыми результатами ЕБЭ. Я даже в автобусе половину билета платил. Вуз выбирали гуманитарный, потому что я сдавал русский, историю и обществознание. По первым двум по плюс минус 90, а обществознание я запорол и набрал около 70. Но я тупо рассчитывал на инвалидность при поступлении и предпочёл самый престижный экономический вуз в Поволжье на специальность: борьба с экономическими правонарушениями или сжато – юрист. Параллельно подали в гос и пед. Всё это было уже в Самаре, у всех универов имелись студенческие общежития, тем более я был неполноценным. От армии я конечно же откосил, но я и не шибко старался брехать, им было достаточно взглянуть на мою медкарту, жирную, в полную ладонь. Оттого, что я играл на гитаре девчонок вообще не видать. Ну ходил я в школу искусств, исполнял этюды Каркасси на нейлоне. Преподаватель давал мне домой самую паршивую гитару, чтобы я занимался. Я просто пришёл туда, чтобы научиться играть аккордами, а мне втирали столько впридачу. Педагог занимался со мной с выраженным нежеланием того, чтобы я чему-то научился. Я это так и ощущал. Мы растягивали на годы произведения, что усваивают за упорный месяц два. Я пропадал, преднамеренно не приходил неделями в музыкалку. Никому не было до меня дела, хотя я платил за обучение где-то полтос в месяц. Тем не менее мне выдали квалификационный аттестат, хотя я отучился четыре вместо пяти. Куда деваться, конец одиннадцатого класса, уезд в Саратов.
Надо было сказать Нике, что она нравилась мне, как девушка.
Меня неизменно укачивало, тошнило в авто, даже на небольших расстояниях. Но потом обнаружилось, что если я садился вперёд и видел под собой путь, то ничего не кружилось, нигде не мутило. Под параноидным страхом штрафа родичи сажали меня наперёд, чтобы видя прямо перед собой путь не вертеть головой влево вправо. Мне было непонятно, почему девушки традиционно носили