«Слушай, ты, м…к, – после только что увиденного и услышанного я не стеснялась в выражениях, – если еще раз посмеешь поднять руку на сына, то будешь выковыривать свою «мыльницу» из ограды! И в страховой компании придется объяснять, что ты газ-тормоз перепутал, потому что на моем «кенгурине» следа не останется, а свидетелей нет!» Охранник по-прежнему стоял к нам спиной. Мужик побледнел, как-то сразу уменьшился в объеме, хотел что-то возразить, а, скорее всего, послать меня подальше, но, посмотрев на стоявший в опасной близости джип, молча посадил сына в машину, и сам тоже сел за руль, но двигатель не заводил. Я дала задний ход, «Мицубиши» мгновенно тронулась с места, и, проскользнув мимо моего «геленда», быстро скрылась из вида. И снова тишина вокруг, только я никак не могла успокоиться…
Зачем я ввязалась?! Что будет с мальчиком дома? И вообще, что можно изменить такой ситуации? Ведь это не отцовское тщеславие, не амбиции родителя несостоявшегося теннисного гения двигали рукой, щедро отвесившей сыну подзатыльник, – это ДЕНЬГИ. Деньги, которые этот горе-бизнесмен вкладывает в сына, в надежде получить в будущем значительные дивиденды. И ведь он не один такой, которому вдруг появившиеся в нашей не знавшей их магической власти стране ДЕНЬГИ начисто «снесли башню». Их много, адептов новой религии – поклонников «золотого тельца». Одни превращаются в трудоголиков в бесплодной попытке заработать состояние честным путем, другие экономят до абсурда на всем, включая жену и детей, третьи в надежде получить легкие деньги пускаются в сомнительные предприятия, заканчивающиеся, как правило, крахом, четвертые проигрывают последнее, пятые просто воруют. «Имя им – легион». Но если кому-то из них вдруг удается сорвать куш, то «башню сносит» все равно. Далеко ходить не надо: мой бывший зять яркий тому пример…
Катерина вышла замуж сразу после окончания института: ее ненаглядного Гришу посылали служить на север, в какой-то поселок со страшным для материнского слуха названием Снежный. Она, как декабристка, собиралась с ним, так что откладывать свадьбу было больше нельзя, и мне пришлось согласиться, хотя выбор дочери я не одобряла. Но мои родители тоже поначалу были не в восторге от Малышева, так что особенно упорствовать я не могла, но и смириться было тяжело. Моя девочка, умница (Иняз с отличием, французский, практически, как родной, потому что папины, а, может, и бабушкины, гены плюс детство, проведенное в Женеве), красавица (а она действительно красавица, лицо не такое правильное, как у меня, но очень выразительной лепки: высокие скулы Малышева, чуть шире обыкновенного расставленные глаза, короткий прямой нос, и изящный рисунок губ, с легкостью превращающихся в причудливый завиток улыбки) – и досталась этому высокому длинноносому парню с глазами