Профессор знал, что девушкой заинтересовались специальные органы, но линию своего поведения к происходящему тогда еще не определил. В первую очередь ему хотелось разобраться с научным феноменом, и он уже выстраивал серию экспериментов, которые надлежало провести с Тамарой, – но как раз тогда девушка и пропала. А теперь в формуляре, который он держал в руках, значилась дата ее смерти.
Профессор закрыл папку и положил на край стола. Нужно было посмотреть там некоторые материалы, обобщить, построить гипотезу – но не сейчас, позже. Ему следовало свыкнуться с кое-какими мыслями.
Профессор постоял возле стола, наблюдая, как рассеянный отблеск затихающего дня бесшумно льется в его кабинет сквозь высокое окно с раздвинутыми шторами. В биографии у профессора была одна деталь, которую не знал никто, кроме него самого, а теперь об этой детали его заставил вспомнить мальчик.
Профессор родился в глухой сибирской деревне, и метрика о его рождении сгорела во время пожара. Времена стояли сложные, деревенские жители не имели паспортов, так что дату рождения ему вписали заново в какую-то справку – со слов, в общем-то, постороннего человека. Потом, перебравшись в город, он получил по этой справке паспорт, и ошибочная дата прочно закрепилась за ним на всю жизнь. По документам ему было пятьдесят два года.
Мальчишка назвал его возраст абсолютно правильно: пятьдесят четыре, потому что слышал своего ангела. Ангелы не ошибаются.
Профессор покачал лысой головой с выступающим тяжелым лбом, и еще раз посмотрел за окно.
Ему показалось, что ему оттуда кто-то незаметно улыбнулся. Он чуть помедлил и улыбнулся в ответ.
II
Стояло лето 1984 года.
Нева казалась ослепительно-синей на своем самом широком участке – возле Петропавловской крепости, которая горела вознесенным золотым шпилем посреди раскаленного воздуха.
Ленинград с его распластанной архитектурой, бесчисленными каналами и длинными гранитными набережными оказался во власти внезапно наступившей жары – спасти от которой мог только легкий ветерок с залива. Набежав вначале на Исаакиевский собор и покружив вокруг этого тяжелого символа красоты и гармонии, а затем скользнув вдоль Эрмитажа, ветерок этот баловал гуляющую по набережным публику едва ощутимой прохладой у распахнутого пространства реки.
Возле медицинского института, где шли последние экзамены, чуть не случилась драка. Двое студентов лет двадцати вышли на улицу, раздумывая, куда бы направиться. Один, повыше, в белой рубашке и цветастом галстуке, держа в руках папочку, что-то говорил другому – загорелому крепышу с портфелем, когда подвыпивший битюг, проходя мимо, громко выругался в сторону молоденьких первокурсниц. Студентки стояли неподалеку стайкой, болтали и мешали ему пройти. Битюг разразился трехэтажным матом, и девчонки шарахнулись в сторону.
– Ты потише там!.. – крикнул ему тот, что повыше.
Битюг обернулся.
– Кончай,