– Неудивительно, что вы заступаетесь за Франсуа.
Прошло твое лето,
Колета, Колета…
– Меня бесит это пение! Жак, прекрати.
– Как же я буду танцевать свой менуэт?
И в небеса неслись бы голоса
Тобой освобожденных, вольных граждан.
Колета залпом выпила вино; мне казалось, что я во сне; ссора все усиливалась; Франсуа тянулся к Колете, говоря: «Ну поцелуйте меня, милая Колета, ну ангел мой, душа моя».
– Очень мне нужно целовать всякого пакостника, всякого потаскуна? Что я, не знаю, откуда у тебя деньги? От папаши герцога, как же! Чего стесняться? Здесь все свои, и я плюну тебе в лицо, если ты еще полезешь ко мне. Ты сам знаешь, что знаешь!
– Ваши слова оскорбляют также и меня, сударыня, – поднялся молодой человек со странными глазами.
– Ах, оскорбляйся, кто хочет! Вы все мне надоели, и чего вы сюда ходите, раз мы вам не нужны?
– Кого оскорбляют? Кто смеет оскорблять женщин? – орал в красном жилете, бросив гитару.
Дурная примета,
Поверь мне, все это, —
допевала одна свой менуэт маленькая Нинон.
Франсуа дрался на шпагах с актером. Колета вопила: «Жофруа, Жофруа…» Собака лаяла. «Я ранен!» – воскликнул актер, падая на стул. «Идемте», – крикнул мне друг Франсуа, увлекая и того, что-то еще кричавшего, за рукав кафтана на улицу, где было почти светло.
Глава VI
Служба у герцога де Сосье была, конечно, труднее жизни у госпожи де Томбель, так как на весь, хотя вполовину заколоченный, но все-таки большой дом был, кроме меня, только еще Матюрен, ленивый, сонный и прожорливый, прямо из деревни, и хотя старый герцог не особенно гнался за чистотою, хотя в наших делах нам помогал молодой хозяин, дела было по горло, еды в обрез, одежда поношенная, с чужого плеча, и спали мы с одиннадцати часов ночи до зари. Мне, как молодому человеку, это было не особенно тягостно, тем более что наше положение всецело разделял и маркиз Франсуа, с которым я, несмотря на воркотню старого хозяина, все более дружился. И мы часто уходили с ним бродить ночью по известным ему притонам, где и проводили время в попойках и игре до самого того времени, когда пора было идти домой убирать комнаты. Он был со мной откровенен, особенно пьяный, но я не все понимал из его признаний, хотя они наполняли меня страхом и любопытством. Но спрашивать подробно и ясно Франсуа я не хотел из трусости и боязни разлюбить его. Мы бывали несколько раз и у мадемуазель Колеты, не сердившейся на Франсуа за ссору, и в других местах, почти всегда сопровождаемые молодым человеком, имя которого мне было неизвестно и которого все звали «Ваше сиятельство». Я знал, что Франсуа у него часто берет деньги, и однажды, когда мы подымались по лестнице к Нинон, я слышал, как она говорила Колете: «Этот глупый любовник маленького маркиза сегодня здорово попался…» Мне показалось, что они имели в виду Франсуа и его друга. Я ничего ему не сказал, но эти слова врезались в мою память. Однажды, когда мы давно не видели князя, Франсуа пришел домой поздно, сердитый, пьяный, чем-то расстроенный.
– Что с вами, Франсуа? – спросил я, не бросая куртки, которую я зашивал при