«Идеальных снежинок не бывает», – часто повторяла она, имея в виду, что люди с недостатками похожи на снежинки: все они уникальны. Или холодны.
Изола Уайльд была не просто холодной – ледяной. Лизнув себе запястье, она всегда ощущала на языке привкус соли. И она точно знала, как стала ледяной девочкой. Помнила это, как старый фильм, как прошлую жизнь.
Скульптор вырезал ее из куска айсберга, потопившего «Титаник». Он придал ей черты своей покойной дочери, чьи легкие однажды наполнились кровью до отказа: легкое покашливание в изящный кружевной платочек, крохотное алое пятнышко, точь-в-точь как то, что в один печальный день унесло и ее мать.
Закончив свою работу, скульптор перевез Изолу – Ледяную принцессу – из своей зимней мастерской в маленький домик на берегу залива и там, в зимней стуже, порывистой и холодной, будто фата невесты, брошенной у алтаря, не смел ни растопить печь, ни разжечь камин, чтобы не увидеть, как статуя заплачет и слезы потекут по ее ледяным рукам, словно кровь из рассеченных вен.
Когда зима подошла к концу, люди нашли синего, замерзшего насмерть скульптора и ледяную девочку с навеки застывшей злобной улыбкой на мертвых губах, такую красивую, что всем показалось неправильным прятать ее в холодном домике с видом на море. И ее перевезли на деревенскую площадь, и даже в самые жаркие летние дни она совсем не потела.
Но это была просто сказка.
Мертвая девочка
По дороге в школу во вторник Изола нашла в лесу Вивианы мертвую девочку.
Истощенное тело, заморенное голодом, как жертва концлагеря, висело на дереве. Не на веревке и не на длинной, как у Рапунцель, косе – нет, девочка сидела в тесной птичьей клетке, привалившись к облезлым прутьям раскрашенной решетки. Одна нога в полосатом чулке свисала наружу, покачиваясь, словно маятник.
На эту клетку Изола наткнулась, пока шла по следу невидимого стада. Она сошла со своей обычной тропы и кралась через лес в надежде, что вот-вот впереди мелькнет радужный хвост или послышится тихий перестук копыт. Она точно знала, что стадо где-то рядом. Оно обитало в лесу уже много лет. Но даже Изоле до сих пор так и не удалось его выследить – даже ей, единственной девочке в Авалоне, знавшей о единорогах!
Но при виде клетки она позабыла о стаде. Стоя под деревом, она считала, сколько раз качнется нога – маятник смерти, отмеряющий свои зловещие минуты. Лица Изола не видела – только грязную темную челку и серое платье. Она оглядела почерневшие серебряные пряжки на черных туфлях и стрелки на чулках – стрелки, которые бедная девочка не могла перевести назад. Изола нерешительно потянулась к ней.
– Если ты так и будешь здесь стоять, наверняка опоздаешь, – раздалось за спиной.
Она и не слышала, как он подошел: тень в полуденном зените. Изола опустила руку и прижалась к древесному стволу. Сплетенные ветви как будто сомкнулись вокруг нее в колдовском