Маркиз Анри де Моне напряжённо ждал ответа от дочери, как только она закончила читать письмо. Но Селеста молчала, устремив в одну точку взгляд. Он очень страшился её отказа.
«Интересно, о чём она думает? – ломал голову маркиз, глядя на дочь. – Судя по молчанию, письмо невероятно потрясло её. Как теперь она поступит? Что решит?»
Внезапно Селеста перевела на отца взгляд.
– Выходит, я должна на целый год оставить родной дом, чтобы стать пажом молодого графа. Так, папа?
– Совершенно верно, дочь моя, – кивнул он, не поднимая глаз. – Ну и что же ты на это скажешь? Ты готова отправиться в Марсель?
– А разве есть у меня иной выход? – безжизненным голосом осведомилась Селеста.
– Ты можешь и отказаться от этой поездки. Я всё пойму.
– И что же тогда?
– Моё бесчестье, разумеется.
– Нет! – пылко возразила она. – Только не это! Я поеду в Прованс, но хочу, чтобы вы подробно рассказали мне об этой истории. Полагаю, я имею на это право.
Прежде чем ответить ей, Анри де Моне какое-то время молчал, погрузившись в свои воспоминания. Ему было вовсе не легко ворошить прошлое. Он почти не вспоминал о минувших днях придворной жизни, давно позабытых им. Правда, если бы не письмо молодого графа, как гром среди ясного неба, напомнившего ему о шалостях далёкой молодости, он всё бы предал забвению.
Селеста не мешала ему думать. В голове у неё стоял сумбур от всяких мыслей. Она никак не могла понять, как отец мог согласиться с чудовищным условием графа.
Наконец маркиз посмотрел в глаза дочери.
– Конечно, ты должна всё знать, если хочешь вернуть графу мой долг. Впрочем, тогда я не думал, что первенцем у меня окажется дочь.
В голосе отца раздалось явное сожаление. Это задело Селесту. Естественно, она знала, что её мать долго не могла зачать ребёнка. А когда это случилось, то она, с трудом разродившись, поплатилась за это своей жизнью.
Чтобы как-то утешить отца, Селеста как можно бодрее произнесла:
– Папа, надеюсь, вам не придётся об этом сожалеть. Я твёрдо намерена «заплатить» долг молодому графу.
– В самом деле? – Глаза старого вельможи радостно блеснули. – Селеста, ты снимаешь камень с моей души.
В нескольких словах он рассказал ей о том, что произошло тридцать лет назад в Версале в один из летних вечеров. Когда же Анри де Моне замолчал, Селеста не проронила ни слова. Однако она была вынуждена задать ему один вопрос:
– Скажите, папа, почему вы соперничали с покойным графом?
– Ах, Селеста, – невесело улыбнулся маркиз, – я и сам часто задаю себе этот вопрос, но до сих пор не знаю на него ответа. Сдаётся мне, в графе просто господствовал дух противоречия.
С минуту Селеста обмозговывала его слова. Потом снова спросила:
– Тогда отчего покойный граф при своей жизни ни разу не напомнил вам о карточном долге? Это вызывает у меня удивление.
Маркиз устало взглянул на свою дочь.
– Селеста,