Мы сидели притихшие, подавленные в помещении грузинского комитета; внезапно один из членов его прибегает с известием: нас ищут – солдаты кричат о вчерашнем послаблении, об освобождении явных корниловцев; они собираются сами с нами расправиться; наконец, и комитету грозит опасность, ибо он сам теперь под подозрением – словом, нам следует поскорее спасаться из Армавира.
Благодаря связям и толковости Ж. мы немедленно привели в осуществление следующий план: теплушка с нашими вещами будет охраняться на станционных путях милиционерами Ж.; мы, по двое или по одному, дабы не привлекать внимания, отправимся на вокзал, как только стемнеет; после полуночи прибудет поезд из Тихорецкой и ночью же отойдет на Минеральные Воды (последний поезд, так как на следующий день, за отсутствием топлива, движение прекращалось); к этому-то поезду и будет прицеплена в последний момент наша теплушка, наглухо закрытая – под видом товарного вагона, – и таким образом мы выберемся из Армавира.
Едва наступил вечер, мы разными путями направились к станции, проникли в свой вагон и, усевшись на вещах, стали ждать. Стемнело. Милиционер с винтовкой, доверенное лицо Ж., сел к нам «на всякий случай». Другой снаружи вел наблюдение. Нас куда-то передвинули; потом все смолкло. Сидели без огня; переговаривались вполголоса. Милиционер стал рассказывать, монотонно, равнодушно, о казни тридцати девяти, которую он видел сегодня. «Ничего с солдатами не поделаешь: вот и вас, видно, ищут. Должно быть, скоро будут сюда, к поезду… Да вряд ли отыщут… А капитан не пожелал копать, так ему прикладом локоть перебили…» – возвращается к своему рассказу наш охранитель.
Наступает жуткое, бесформенное молчание. Позже начинается рассказ о том, как «вот на прошлой неделе здесь на сестре милосердия пулемет нашли. Артиллерист стоял рядом – как хватит ее саблей по плечу, все плечо разрубил; она, как ни в чем не бывало, дальше идет; тут другой ее хвать по другой руке…» и т. д., – наш страж передавал все подробности с таким равнодушием, будто речь шла о самом будничном обстоятельстве. Впрочем, это и было «будничное обстоятельство». Послышалось чье-то рыдание, скоро подавленное, – «товарный вагон» должен безмолвствовать.
Длительная тишина. Позже внезапный свисток – другой – грохот приближающегося поезда, и, затем, обычный станционный гул, скоро, впрочем, заглохший. Снова какая-то возня, громкие голоса на вокзале. «Должно, вас ищут», – шепнул стражник.
Слышно было движение маневрирующих паровозов. Толчок, и нас куда-то двинули, перевели на другой путь, к чему-то прицепили. Скоро распознали мы голос Ж., говорившего по соседству с одним из милиционеров. Затем и наш стражник, отодвинув дверь теплушки, неслышно выскользнул в темную ночь; новый свисток – и поезд тронулся из Армавира, где тридцать девять замученных людей брошены были в ими же вырытый ров.
Прибыв