Он не дал убежать – еще крепче сжал пальцы, притянул к себе.
– Это вы меня, дурака, простите, что я вас спросил. – Серые, с искорками, глаза были близко-близко. И было в них столько сострадания и теплоты, что руки как-то сами собой обняли его за шею. Такого доброго, большого, сильного.
– Если б вы знали… как невыносимо… как тяжело!
– Ниночка, Ниночка, не плачьте… не плачь… бедная ты моя… красивая моя…
3
Опять мела метель, и, выбежав из дверей Почтамта, она сразу увидела, как в вихре снежинок, стряхивая кожаной перчаткой снег с погон, прохаживается по тротуару статный военный с чемоданчиком в руке. Заметил – просиял, милый, и кинулся вверх по ступенькам:
– Ниночка! – Стал целовать, никого не стесняясь. – Ненаглядная моя!
– Ленечка, неудобно. Кругом люди.
– Имею полное право! Ты же моя жена! – Ленечка все-таки отстранился, но еще долго-долго смотрел в глаза, потом снова настойчиво обнял за плечи. – Нин, давай в ресторан пойдем, отметим нашу свадьбу?
– Ты прости, пожалуйста, но я не одета. Пойдем домой, хорошо?
– Есть, товарищ командир! – Конечно же, он сразу согласился, лукаво подмигнул, а она, кажется, густо покраснела.
Три сумасшедшие ночи они спали – почти что не спали – на полу, возле еле теплой батареи, потому что вдвоем с плотным Ленечкой никак не умещались на узкой кушетке за шкафом. Накидали на пол все, что было, извлекли и ветхие, потраченные молью пальто со дна бабушкиного сундука. Получилось на удивление удобно и мягко, но она все равно не могла сомкнуть глаз, взволнованная незнакомой близостью жаркого мужского тела, запахом табака, легким похрапыванием, и боялась пошевельнуться, чтобы не нарушить Ленечкин по-фронтовому чуткий сон.
«Бабушкины пальтишки» так и лежат на полу, словно только и ждут, когда ворвется нетерпеливый Ленечка, быстро закроет изнутри дверь на витой длинный ключ и подхватит на руки свою счастливую, смеющуюся жену.
– Подожди, подожди!
– Ждать после будешь, когда уеду!..
Любит ли она своего милого Ленечку, она и сама еще разобраться не может. Все произошло так неожиданно, так стремительно! И что, в сущности, она знает о любви? В кого могла влюбиться? Мальчики из двора и школы, те, кто был постарше, ушли в ополчение и почти все погибли. Как же их жалко! И ровесники уже воюют.
В книжках, скажем, у любимого Тургенева, чувства героев совсем иные, возвышенные, романтические, вовсе не такие, как у них с Леней. Может быть, это не любовь, а страсть? Когда от каждого прикосновения бьет током, делается жарко и уже не принадлежишь себе, растворяешься в нем и забываешь обо всем на свете. А минуты без его объятий кажутся пустыми, бессмысленными. Вот Ленечка лежит и спокойно покуривает, а хочется снова прижаться к нему, потереться щекой о крепкое плечо, поцеловать в теплую шею.
– Эх, Ниночка ты моя! Красивая ты у меня. Пальчики-то какие тоненькие, длинные. Кончится