– Как же вам не совестно, Поля? – негодовала мама, получив уведомление об освобождении комнаты двадцати четырех метров в пользу гражданки Зотовой Пелагеи Тихоновны с сыном Зотовым Василием Тихоновичем.
– А чего ж мому Ваське до самоёй смерти в чулане маяться? – Поля подбоченилась и говорила с мамой очень невежливо, как никогда бы не посмела при бабушке.
– Александр Федорович и сам собирался предложить вам эту комнату.
– А тада и говорить нече! – Гордо вскинув голову, Поля удалилась на кухню и оттуда нахальным голоском пропела: Ой, долга в цапях нас дяржали, ой, долга нас голод морил. Тольки черныя дни уж минова-а-али и час искупления пробил…
Мама лишь в растерянности пожала плечами. Не разговаривала с Полей целую неделю, пыталась подыскать новую домработницу, поскольку сама не умела готовить и никогда не занималась хозяйством. Но постепенно все как-то вернулось на круги своя: Поля опять будила на заре весь дом своим полоумным топотом, гремела кастрюлями на кухне, носилась со шваброй по длинному коридору, наглаживала тяжелым чугунным утюгом белье. Однако мама еще долго не могла простить Полиного предательства и очень возмущалась ее «черной» неблагодарностью. Ведь тихого рыженького Васю все в доме любили, и спал он уже несколько лет в чуланчике при кухне один, а Поля, облюбовав сундук в коридоре, перебралась туда. Когда в доме собирались мамины шумные, «богемные», гости, часто засиживавшиеся до утра, громкий Полин храп с сундука служил источником бесконечных шуток, но утром мама каждый раз говорила папе: «Сашенька, пожалуйста, придумай что-нибудь! К нам приходят приличные люди, а у нас какая-то ночлежка. Согласись, дорогой, что это как-то не comme il faut?» Тем не менее она ни разу не позволила себе сделать Поле замечание.
Застенчивый, послушный Вася обычно сидел на корточках на кухне, чистил картошку или лущил горох. Ходил вместе с Пелагеей на Арбатский рынок и тащил за ней тяжелую кошелку с провизией. Иногда, устроившись на солнышке, возле двери черного хода, чтобы Поля в любую минуту могла кликнуть его из окна кухни, вырезал ножичком узор на прутике и потом дарил его маленькой хозяйской дочке или бабушке Эмме Теодоровне. Бабушка всегда хвалила Васю и пыталась внушить Поле, что у Васеньки явные художественные способности и что следует учить его рисованию, но Пелагея только отмахивалась – нече, мол, дурака-то валять! Бабушка и с уроками помогала Васе, а если случалось что-нибудь сложное по математике, звали папу, который закончил с золотой медалью Флеровскую гимназию и решал любую, самую трудную задачу в считаные минуты. Даже вечно куда-то спешащая, красивая мама всегда улыбалась Васе и легонько трепала его по рыжим волосам, когда попадался под руку.
Худенький, трогательный