– Слышал, но вы… вы всегда и везде – самая прекрасная, удивительная, а сегодня… – Свет из гостиной отражался в черных Левиных глазах, делая их демоническими, но его тонкая рука была почти ледяной. – Вы, Ниночка… впрочем, вы догадываетесь, что я хочу сказать.
– Не догадываюсь! – Посчитав за лучшее обойтись без весьма приятных, тем не менее опасных признаний, она кокетливо высвободила руку. – Лева, вы ужасный обманщик! Вы неоднократно обещали мне почитать свои стихи, и так ни разу и не почитали.
– Ах, Ниночка, я уже давно ничего не сочиняю!
– Почему же?
– На службе некогда, а дома… дома я не могу писать о том, о чем хотелось бы. И вдохновение совсем покинуло меня.
– Тогда что-нибудь из старого? Пожалуйста.
Долго уговаривать печального поэта не пришлось. Если человек сочиняет стихи, то, наверное, ему необходимо, чтобы их кто-нибудь слушал. Лева поднялся, сделал несколько шагов, и теперь его порозовевшее лицо скрывала густая тень листвы…
Стучали колеса, сырых перелесков
Прозрачную синь застилало туманом.
Знобило от счастья, хоть глаз твоих блеска
Желанная близость казалась обманом…
Поезд, перелески? Что-то знакомое… А глаза чьи, Лийкины?
Загадка судьбы – случайная встреча,
Быть может, ведомая мартовской вьюгой,
С тобою меня разделив, связала навеки,
И стала вся жизнь заколдованным кругом…
Нет, эти стихи посвящались не Лийке. Или «заколдованный круг» – всего лишь поэтический образ? Поэты обожают выдумывать всякие сложности.
Как будто пытаясь спасти от печали,
Стучали колеса, колеса стучали…
Не слишком-то хорошо она разбиралась в поэзии, но в Левиных стихах, безусловно, присутствовало чувство. Настроение, тоска.
– По-моему, Лева, вам не следует бросать ваши занятия литературой.
Много ли надо поэту для счастья? Лева тихонько засмеялся и в счастливом изнеможении упал на скамейку:
– Правда? Тогда завтра же сажусь сочинять оду в вашу честь!.. Ниночка, милая, изумительная…
В теплом полумраке светлой июньской ночи звучали восторженные комплименты, трогательные признания, Левины губы трепетно касались рук, ладоней, его сердце билось уже в опасной близости, но, к сожалению – или к счастью? – было совсем не страшно. Скорее, грустно. Еще сегодня утром она и подумать боялась о том, что же будет, если они с Левой когда-нибудь случайно окажутся наедине, а сейчас лишь украдкой улыбнулась: ничего не будет! Прикосновения его прохладных, тонких рук, бережное, невесомое объятие за плечо, стыдно признаться, вызывали скуку. Милого Леву было жаль, однако его поэтические, нежные слова, которых, казалось, так не хватает в жизни с Леней, оставили ее полностью равнодушной.
Звякнула металлическая калитка, заскрипел гравий под твердыми шагами. Несчастный Левитес вздрогнул и резко отодвинулся.
– Нин, вы, что ль,