Она ещё раз поцеловала сына в лоб и направилась к чайнику, вода в котором уже зашипела. Андрей упёрся взглядом в гречку и через несколько секунд заметил, как каждая крупинка теряет свои контуры и начинает расплываться. Нет, не вздумай плакать. Он вновь сдержался, но голову не поднял.
Рядом с тарелкой мама поставила кружку чёрного чая, заваренного с пакетиком, без сахара – всё ровно так, как любит Андрей.
– Спасибо.
– Кушай, – мама присела рядом, подтянула к себе раскрытую пачку печенья, взяла одно и начала помаленьку откусывать.
Андрей принялся за еду и меньше чем за минуту управился со всем обедом – привычка быстро есть людей, бывших в военной среде. А потому уже через минуту, приступив к чаю и тоже взяв печенье, Андрей сказал:
– Я хочу тебе рассказать, как всё было на самом деле. Ты знаешь всё обобщённо, да и то из уст ротного. А я хочу донести правду. Чтобы ты понимала, за что меня отчислили.
– Ты нанёс тяжёлые телесные повреждения нескольким кадетам.
– Да, – Андрей поджал губы, но продолжил говорить. – Они заслужили это. И я не жалею ни об одном ударе.
Он замолчал, внезапно осознав, как ему не нравится жизнь. Вот так внезапно он это понял – сидя на кухне, рассказывая маме о произошедшем, выпивая чай и смотря в блеклые, бледно-голубые глаза. Ничего не хотелось. Вон там, на той стене, висело окно. Андрей хотел выйти в него. Тихо, чтобы никто не узнал. Но было две проблемы: они жили на третьем этаже, и рядом была мама. Если первую проблему ещё можно было решить, то вот вторую – нет. По сути, мама была тем единственным, что удерживало Андрея здесь, на земле. Остальное его нутро окрасилось в серый. Ему было безразлично всё, но именно сейчас, в эту минуту, он сам осознал, что ему плевать на собственную жизнь. Не особо и заботит.
И он продолжил говорить, смотря на окно, из которого хотел выпрыгнуть:
– Это началось две недели назад. К нам во взвод ещё за год до этого перевели одного кадета, но моё терпение лопнуло только две недели назад. Его фамилия Колынов. Он ублюдок – это самое краткое и точное его описание. Суть в том, что он постоянно, постоянно всех поливал грязью. Постоянно! То есть про какого учителя не зашла бы речь, этот говнюк обольёт его таким потоком дерьма… прости… что слушать противно. А у нас большинство преподавателей – женщины. Он и на уроках им хамит, да так, что мне хочется размазать его по партам. Мам, представь вот такую картину: в классе сидят пятнадцать здоровенных лбов и одна хрупкая женщина, один из этих лбов начинает ей хамить, не сбавляя темп. А она что сделает? Да ничего! И каждый раз, когда Колынов открывал своё поганый рот, я понимал, что кто-то