– Ладно, – Коля поднялся. – Мне нужно домой топать. Тебя с собой захватить?
– Я буду спать здесь, compadre, – Андрей указал на небольшую площадку на крыше, в углу которой стояло несколько сумок, привезённых с корпуса. – Я захватил куртки, ими и укроюсь. В сентябре пока не так холодно, поэтому можно переночевать на крыше.
– Не застуди своего проводника в женские межножные храмы, – Коля улыбнулся и пожал Андрею руку, после чего ушёл.
А Андрей ещё долго любовался неровной кожей города, состоящей из серых крыш, и гуляющими под ногами людьми. Какое-то странное, необъяснимое наслаждение растекалось в груди при наблюдении за прохожими. Ведь у каждого их них была своя жизнь, кто-то куда-то спешил, а Андрей видел лишь небольшую часть этого пути, и возможность видеть незнакомого человека в процессе достижения им чего-либо не могла не завораживать. Смотр на горожан больше часа, начинаешь понимать, какие всё-таки люди разные и удивительные. В такие моменты Андрей чувствовал себя хорошо. Ему нравилось быть частью чего-то общего, лишь наблюдая за ним, не выделяясь.
***
– Давай, amigo, – сказал Андрей. – Сделай это.
Он поднёс руку к двери (держись уверенно) и постучал три раза. Затем последовала тишина. Через разбитое окно в подъезд проникал ветер, так что кожа Андрея покрылась мурашками, а сам он слегка дрожал – совсем немного от холода, больше от волнения. Перегруженный сумками, он стоял напротив двери в квартиру, где прошло его детство, окружённый исписанными граффити стенами, кое-где обоссаными и заблёванными углами. Лямки вдавливались в кожу, плечи ныли под тяжестью груза, руки начинали неметь от долгого напряжения. Но Андрей был бы рад простоять так намного дольше, чем встретиться с мамой. Порой легче самому пройти через ад, чем рассказать о нём маме.
Послышались шаги. Знакомые шаги. Они приближались, приближались, потом пропали у самой двери. Андрей знал, что мама смотрит в глазок, а потому опустил взгляд вниз, уставившись на носки кроссовок. Отчего-то кровь прилила к лицу, а сердце забилось быстрее, казалось, даже лямки, вгрызающиеся в кожу, пульсировали. Былая уверенность куда-то подевалась. Андрей чувствовал, как заполняется жаром всё его нутро, чувствовал, что сейчас желание убежать возьмёт над ним верх, но он продолжал стоять, стискивая зубы, терпя боль, пытаясь себя успокоить.
Внутри провернули замок.
И открыли дверь.
Из-за неё показалась женщина в бледно-голубом халате, накинутом на голое тело и завязанном на самой пояснице. Андрей планировал держаться хладнокровно, не давать волю эмоциям, но как только он поднял на женщину глаза, то увидел маму, и губы его непроизвольно дрогнули. На лице мамы не было и грамма макияжа (она вообще никогда не красилась), а потому ничто не скрывало морщины от посторонних глаз. Огромной паутиной, распадающейся на более мелкие, они поселились на лице и сильно углублялись при каждом движении мышц,