Александр Иванович назидательно поднял палец:
– Я поставлен следить за всякими противугосударственными умышлениями, а то, что ты говоришь сейчас, есть прямая измена.
– Брось пустое молоть, братец. Ты все прекрасно знаешь и понимаешь, сам сегодня на заседании Конференции присутствовал, слышал, что это голштинское отродье говорило.
– Опять ты за свое… – вздохнул Александр Иванович.
Присутствовавший при братском разговоре третий начал чувствовать себя лишним, пока вдруг Петр Иванович не повернулся к нему и не спросил в упор:
– А ты что, братец, на сей предмет думаешь?
Граф Иван Иванович неопределенно промычал что-то.
– И зря! Ты что, надеешься, что этот голштинец тебе простит и забудет? Ты сколько раз на ушко государыне нашептывал, что и как, сколько раз ты планы голштинские порушил? Нет, конечно, на плаху тебя не отправят, равно как и в острог сибирский. Но ссылка деревенская тебе обеспечена наверняка. Очень тебе понравится на ощипанных зайцев охотиться да девок деревенских?
Ивана Ивановича даже в пот бросило от подобной мысли:
– Да что ты, кузен?! Как такое можно!
– Вот и я говорю, что нельзя этого голштинца полоумного к трону допустить. Он нас всех головой Фридриху Прусскому выдаст, ботфорты ему чистить заставит.
Александр Иванович побарабанил пальцами по столу, хмыкнул громко, но ничего не сказал. Тут Петр Иванович вдруг озлился:
– Напрасно ты в стороне намереваешься отсидеться, братец! Я ведь тебя прекрасно знаю, у тебя на того же цесаревича наверняка два шкафа всяких бумаг припасено: и письма подметные, и речи противные. Одно только сегодняшнее заявление, что мы должны воевать вместе с Фридрихом заодно, уже есть измена государственная.
– Не каждой бумаге ход дать можно, братец, – кисло промолвил Александр Иванович. – Не каждое письмо читать надлежит.
– Это ты правильно сказал, – кивнул Петр Иванович. – Но я так мыслю. Иные письма непрочитанные сильнее вывешенных на Сенатской площади окажутся. Таковыми письмами нужно пользоваться умело и осторожно, и тогда большую выгоду поиметь можно. Фридрих вертит дурачком голштинским, как захочет, значит, и нам нужно найти способ свою волю показать.
– Ты знаешь что-то?! – вдруг вскинулся Александр Иванович.
– Ага, попалась Лиса Патрикеевна, – расхохотался Петр Иванович. – Смотри, Сашка, однажды ты в собственных плутнях запутаешься, перестанешь различать, где что деется, где свой, где чужой. Нет, пока я не об этом, – Петр Иванович старательно выделил голосом слово «пока». – Я о братце Ванечке.
– А что я? – не понял Иван Иванович.
– А ты должен внушить государыне, что тягость дел военных несоразмерна Петру Федоровичу, не привык он к делам империи обширной. Пока сидел в своем герцогстве захудалом, так и не научился мыслить по-государственному. А потому надлежит наследника-цесаревича временно от дел Конференции отвести, дабы он мог приобрести опыт надлежащий. Скажем, придать его войскам