– О чем ты думаешь? – спросила Анна, когда они приземлились в Нью-Йорке.
– Я думал о том, как все меняется на солнечном свету.
В действительности он размышлял о том, как преобразует все вокруг ужас. Стакан минералки, волоски на тыльной стороне руки, лица на улице делового центра. Страх придавал всем этим объектам такую реалистичность, что Кэрни на некоторое время лишился способности описать их. Даже несовершенство стекла, из которого был изготовлен стакан, покрытый следами от пальцев и царапинками, даже оно наполнилось особым смыслом, обрело самостоятельное значение.
– Ну да, – сказала Анна, – держи карман шире.
Они сидели в ресторанчике на окраине Фултонского рынка. Шестичасовой перелет превратил Анну в капризулю.
– Всегда стоит говорить правду, – продолжила она с одной из тех ослепительных улыбок на осунувшемся лице, какими и привлекла его когда-то, когда им обоим было по двадцать. Вылета пришлось ожидать четыре часа. Большую часть перелета она проспала, но пробудилась усталой и раздражительной. Кэрни задумался, что с ней теперь делать в Нью-Йорке. Он понятия не имел, зачем вообще согласился взять ее с собой.
– О чем ты думал на самом деле?
– О том, как бы от тебя избавиться, – ответил Кэрни.
Она рассмеялась, взяв его за руку.
– Это ведь не совсем шутка, так?
– Разумеется, – сказал Кэрни. – Взгляни!
В древней теплоцентрали под улицей прорвало трубу. Из-под тротуара на углу Фултон-стрит поднимался пар. Асфальт плавился на глазах. Обычное зрелище, но Анна восхищенно стиснула руку Кэрни.
– Мы попали в песню Тома Уэйтса! – воскликнула она.[17]
Чем ослепительнее ее улыбка, тем ближе дело к полной катастрофе. Кэрни покачал головой. Спустя миг полез за кожаным футлярчиком, где хранились украденные у Шрэндер кости. Развязав, подбросил кости на ладони. Улыбка Анны погасла; она мрачно взглянула на него. Распрямив длинные ноги, откачнулась вместе со стулом.
– Если ты тут примешься эти штучки бросать, – сказала она, – я тебя отдам ему. Я тебя предоставлю своей судьбе.
Наверное, угроза должна была прозвучать менее убедительно.
Кэрни задумчиво глянул на нее, затем обвел взглядом погруженную в пар улицу.
– Я не чувствую его близости, – признал он. – В кои-то веки. Наверное, они мне больше не понадобятся.
Он медленно опустил кости обратно в футлярчик.
– В Гроув-парке, – сказал он, – у тебя в доме, в комнате, где хранились мои вещи, на стене над зеленым стеллажиком были пометки мелом. Расскажи, зачем ты их стерла?
– Почем я знаю? – равнодушно ответила она. – Наверное, устала на них глазеть. Наверное, решила, что подошло время. Майкл, что мы тут вообще делаем?
Кэрни рассмеялся.
– Понятия