– И ты пошел? – приподняв брови от удивления и недоверия, уточнил Андрей.
– Выбор-то невелик. Если это похитители, то могли и там убить, тогда чего сопротивляться, может, хоть в последний раз дадут на небо посмотреть. А если спаситель, значит, выведет оттуда. Но в любом случае, все это закончится. И я тогда ничего больше и сильнее этого не хотел. Потому пошел. Без вопросов и просьб.
– И кто все-таки это оказался.
– Понятия не имею. Просто в какой-то момент услышал голоса, через мешок стал пробиваться свет, меня подтолкнули вперед и там подхватили крепкие руки. И знаете, я впервые услышал, как плачет мой отец. До этого дня думал, что он и не умеет. Даже на похоронах бабушки ни слезинки не проронил. А тут рыдал в горло. Обнял, запричитал. Кто-то снял с меня мешок, и он тут же давай разглядывать меня. Ругаться, молиться, благодарить. Очень много всего я тогда услышал.
– А причем тут Аверин-то? – напомнил Костик о начале разговора.
– Это я уже потом, почти через месяц узнал, что именно он организовал операцию по спасению. Александр Анатольевич тогда в гости зашел, узнать, как у меня реабилитация проходит, да и так, рюмочку коньячку со старым другом опрокинуть. И отец попробовал ему конверт какой-то сунуть. А тот отказался, даже обиделся. Сказал, что это долг – спасти ребенка. Так я и понял, что это он все сделал, подарил мне вторую жизнь. И тогда же понял, что его надо слушать, потому что теперь он – мой второй отец.
– Он же отправил потом служить? – с насмешкой поинтересовался Мишка.
– Нет. Я после того случая вообще все ориентиры потерял. Ничего не хотел особо, вот меня отец и засунул туда, где сам все знает, – лицо Хвостика посветлело, он улыбнулся то ли на вопрос, то ли на ответ, но язвить не стал, возвращаясь в привычное состояние.
Дядь Саша знал, кому поручить записку. И не только потому, что Пашка был ему обязан, а еще и затем, чтобы напомнить мне, что наша служба не только приносила людям боль и слезы, но порой еще и настоящее, человеческое счастье.
Наверное, даже хорошо, что юный Хвостик не знал, каким на самом деле танкистом был его отец. Не знал,