Немного подумав, я все же поддалась собственному голоду и замесила тесто на пресные лепешки – единственный вид хлеба, который можно приготовить в диких условиях в отсутствии яиц, молочной продукции и дрожжей. Мука, соль, вода, немного сахара и капля растительного масла – вот и готово нехитрое тесто. Хочешь запекай на сухой сковороде, хочешь жарь, хочешь – отмывай печь и ставь в нее, как предки ставили.
Выбор пал на первое – разводить щедрый жирный стол для тех, кому не рада, мне не хотелось. А все равно же придется делиться – испечь одну не получится. Никогда не получается. Да и масло в дефиците – самой отжимать я не научилась, запасы подходили к концу. Раньше времени на вылазку идти не хотелось – никто меня там не ждал ни с заказом, ни даже с деньгами.
Потому будут есть, что дают. И я буду. Без вариантов.
Дом постепенно заполнился приятным ароматом запекающегося теста. Кофе и сливки ждали кипятка. На тарелку легли первые лепешки. Начало дня казалось обычным, если забыть про мир за стенами, передвинутый стол во дворе и лавку за печью, с которой раздался первый осознанный стон.
Сняв сковороду, я выглянула и ухмыльнулась. Луншин пытался разобраться, куда попал и как. Но тело его не слушалось, напоминая, что вчера ему перепало много увлекательных приключений с участием древнего, ржавого капкана.
Потому сил у командира детского отряда хватило только на то, чтобы приподнять голову, оглядеться по сторонам и снова простонать от тяжести – спирт давал о себе знать. А вот то, что в него вливали эту живительную влагу, он точно не помнил.
Решив, что дальше главному стратегу предпринимать попытки встать или хотя бы пошевелиться, не стоит, я залила кружки кипятком, тщательно перемешала, добавив все-таки в сливки немного сахара, и вышла:
– Рановато ты.
– А вы, – Луншин сморщился то ли от боли, от ли от попытки вспомнить.
Я не стала ждать продолжения, придвинула ногой табурет, сколоченный в пылу вдохновения еще в начале отшельнической жизни, уселась напротив и протянула ему кружку со сливками:
– Как себя чувствуешь?
– Будто меня бегемот прожевал и выплюнул, – Луншин сморщился, пытаясь приподняться, чтобы принять кружку, но отрицательно покачал головой.
– Хорошее сравнение, – кивнула я ему. – Лежи, сейчас попробую придумать что-нибудь для спины. Голову-то хоть держать можешь?
Парень (несмотря на явные признаки, что его возраст пересек тридцатилетнюю черту, иначе язык не поворачивался его назвать) прислушался к себе и дал утвердительный ответ.
– Тогда погоди, – я ловко поставила кружки на табурет, стянула с кровати свои одеяла, скрутила их в толстый, внушительный валик и помогла бедолаге приподняться, чтобы подоткнуть всю конструкцию ему под спину.
С его стороны порой раздавалось шипение и очень тихий мат, но в целом «пациент» держался весьма сдержано и достойно. Согласно положения в своем отряде.
Я