– Красивая девка. – Стефан тоже как-то приосанился и мутно-зеленые его глаза прояснились, стали такими узкими щелками, словно он не Мэри увидел, а целый женский батальон.
– И где ты так по-русски научился?
– Бабка у меня из России. Да и вообще, до игигов, ваших у нас полно было, а еще у меня склонность к языкам.
Ну да, у Философа ко всему была склонность и везде он свой философский нос совал. Жадный такой до жизни человек. Да только как ляпнул парочку зажигательных речей не по теме, так его сразу и бросили осваивать дальние рубежи. Надо было сдержаться, уважаемый журналист Варшавски, и не трогать великих божественных предков. Предки обиделись, прямо задел он их нежные чувства, и решили осчастливить любопытного целой новой планетой, которой даже в космокарте нет. Вот вам, уважаемый, целый полигон для исследований, в него и вложите свое пылкое любопытство. Здесь никакие благонадежные граждане вас не услышат, исследуйте, сколько хотите, если силенок ваших интеллигентских хватит…
Виктор залюбовался фигуркой Мэри. Осиная талия, широкие плечи, порхает по кочкам, как кошечка. И кто ее такую тонкую взял в буржуйскую армию? Сейчас комбинезончик сбросит, рыжие вихры свои расправит, улыбнется голливудской улыбкой и станет всем светлее на Черной.
– Сигаретка есть, кучерявый?
Голос ее прозвенел громко и весело, хотя и знал Виктор, что показуха все это. Не весело ей на душе ни капельки. Совесть что ли мучает за того подонка… Потер свою бритую голову и стал вспоминать английский, чтобы не пасть лицом в грязь. Как же там на сленге? Но ничего толком не вспомнил, только кивнул хмуро и по карману похлопал, вот, мол, тут наш ключик к побегу, не волнуйся. А потом и вовсе взгляд опустил.
Глупо как-то получалось каждый раз. Макс с ней спокойно общался, Философ тот вообще ковриком шелковым стелился, комплементами усыпал, да анекдотами вызывал этот звенящий легкий смех, похожий на птичью трель. Даже профессор брал ее за руку и уводил в сторону, чтобы поделиться своим, чем-то важным, из области механики или физики. Все с ней болтали как обычно, как с нормальным членом команды. Только Виктор вдруг становился весь красным, как от натуги, что-то лопотал неразборчивое на английском, зачем-то вставлял немецкие слова, прочно засевшие со школьных уроков, и потом умолкал, надувшись как индюк. И так каждый раз. Когда по делу говорили, он увлекался и даже бывал красноречив, но дальше этого никак не шло.
Лежа ночью в железном брюхе, Виктор размышлял о своей дурацкой застенчивости. Может, дело было в том, что уже три месяца у него не было секса? Так ведь у всех не было… Под пристальным взором Страуса и речи не было даже просто томление свое пережечь, лишнее стравить, не то что нормальный секс себе устроить. Вспомнилась ему общага. Два курса на физмате успел отучиться, пока игиги свои тощие жопы на Землю не притащили. Напротив общаги был корпус дизайнеров, там такие барышни по вечерам дефилировали, что игиги сначала приняли их за инопланетянок. С тремя такими красотками