– Лидия Николаевна, не буду я выступать!
– Скажи причину.
– Мне разонравились танцы, – упирался Шурка.
– Ты не можешь так говорить. Ты не один и не вправе подводить коллектив.
Уговоры ни к чему не привели. На следующий день с утра Лидия Николаевна объявила Ковальскому, что его вызывает директор школы после первого урока. Шурку это не очень сильно напугало. Он уже понял, что так просто его не оставят в покое. Очень не хотелось ему, чтобы вызывали в школу родителей: отец всё равно не пойдёт, а маму жалко.
…Когда он вошёл в кабинет директора, Николай Николаевич – большой, грузный, со смешными длинными бровями, которые, как усы, торчали в разные стороны, – говорил по телефону. Когда закончил, сказал:
– Ну, как дела, народный артист?
Ковальский молчал.
– Ну, да, брат, – примирительно сказал директор, – я того, не остыл, не то говорю. Не обижайся. Что молчишь, садись вот на стул.
Шурка сел и подумал: «Он что, со всеми так? Тогда что же его все боятся? Он же умный и, по-моему, обо мне всё знает. И про Верочку – тоже».
Зазвонил телефон, но Николай Николаевич трубку не взял.
– Не дадут поговорить, понимаешь. Вот дела.
Ковальский следил краем глаза за всеми движениями хозяина кабинета. То, что тот не взял трубку, ему понравилось.
– Видишь ли, ты ещё молодой, – он сказал «молодой», а не «маленький» – это Шурка отметил. – Может, поймёшь попозже – нельзя так пренебрегать коллективом, только свой каприз лелеять. Это тебе будет в жизни мешать, понимаешь? Ты что, вообще не будешь танцевать больше?
– Буду, – ответил, не задумываясь, Шурка.
– Тогда в чём же дело?
Шурка помолчал и решился:
– Если вырасту нормально, хотя бы среднего роста – буду.
Николай Николаевич всё понял. Это Шурка увидел по его глазам. Они не улыбались. Они были задумчивыми.
– Для тебя это важно сейчас? – спросил он медленно.
– Очень! – сказал Ковальский, нисколько не робея.
– Да, это причина уважительная, брат. Но только ведь, скажу тебе прямо, рост – не самое главное для мужчины. В истории очень много было мужчин маленького роста, но великих – Наполеон, например, Пушкин! Понимаешь?
– Понимаю. Вырасту с Наполеона, потом посмотрим, что делать, – ответил Шурка.
Того, что случилось дальше, развязки такой, он не ожидал.
Николай Николаевич икнул после Шуркиных слов, завалился на стол всей своей громадиной и неожиданно тонким голосом заливисто начал смеяться.
Потом воскликнул:
– Ну, завидую я Лидии Николаевне, у неё такие ученики!
А она всё ноет. Вот баба проклятая. Вырасту с Наполеона… Неплохо! Неплохо!
Ковальский от этих слов несколько растерялся. Из уст директора такого он не ожидал.
– Александр, давай мировую с тобой заключим, а?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст