Годфри откинулся на спинку кресла.
– Она умерла? – молвил он таким безучастным тоном, будто новость его совсем не удивила.
Месье ле Виллар угрюмо кивнул.
– Так что же случилось? – не вытерпела я. Должен же хоть кто-то доходчиво все объяснить!
– Мадемуазель?
Я вперила во французского сыщика самый требовательный взор из своего арсенала гувернантки:
– Так юная леди мертва или просто исчезла?
– Боюсь, и то и другое.
– Разве такое возможно?
– Хороший вопрос, мадемуазель?..
– Хаксли, – выпалила я, радуясь, что мне наконец посчастливилось употребить английское слово, не доставлявшее трудностей с произношением – по крайней мере мне, потому что американцы упорно называли меня «Хакслей».
Мой строгий тон заставил месье ле Виллара выпрямиться, отчего он стал казаться чуточку выше.
– Мадемуазель Монпансье пропала и… умерла. Вы сами все поймете из моего рассказа. Простите, что не могу сообщить вам многих подробностей. Просто поразительный случай – такая молодая, красивая девушка!
– Господи, да что случилось? – не вытерпел Годфри.
Ирен дотронулась до его руки, хотя едва ли молодой адвокат это заметил: безусловно, известие об исчезновении юной леди, которую он только что героически спас, поразило его до глубины души. Впрочем, жест Ирен призывал мужа не только к спокойствию, но и к осторожности, и я, в отличие от Годфри, поняла намек.
Мы находились в весьма щекотливом положении, ведь семья Луизы, как и французская полиция, не подозревала о том, что на бедняжку напали, после чего она попыталась покончить с собой. Упоминать об этом сейчас не имело смысла, и к тому же было очень опасно: нашу троицу могли привлечь к ответственности за намеренное сокрытие информации от родственников, и тогда «трагедия» месье ле Виллара обернулась бы кошмаром для нас самих. Я заметила, что Ирен с Годфри сожалеют о нашей опрометчивости, и тоже почувствовала горечь раскаяния.
– Как… она умерла? – осведомился Годфри.
Сыщик покачал головой:
– Образно выражаясь, в воде.
– И поэтому вы не нашли ее тела.
– Именно. – Ле Виллар прикусил губу, отчего его усы всколыхнулись. – Какой позор для столь уважаемой семьи! Мне пришлось допросить тетю…
– Допросить тетю? – Приподнявшись, Ирен наклонилась к сыщику, словно сама подвергала его допросу: – Вы подозреваете Онорию Монпансье? Но в чем?!
– В убийстве, мадам. Я занимаю не последнюю должность в сыскном бюро Парижа. Следовательно, никто не стал бы ко мне обращаться, если бы речь шла о заурядной утопленнице.
– Так это не несчастный случай? – Годфри неожиданно просиял; лицо его светилось таким облегчением, что удивился бы даже тот, кто с завидным оптимизмом переживает любые невзгоды.
– Отнюдь,