– Зачем же разыгрывать спектакль, если в один прекрасный день дядя получит письмо и обо всем узнает?
– Потому что мы обязательно докопаемся до сути сего загадочного дела. Прости, так говорят англичане. Я хотела сказать, что мы…
– Найдем мерзавцев, – отрезал Годфри, словно восходящий на эшафот Сидни Картон[23].
Слог его оказался на удивление заразительным.
– Найдем мерзавцев и… – начала Ирен.
– Расшифруем тайный смысл татуировок, – подытожила я.
– Конечно, мисс Хаксли права. Мы обязательно выясним, почему негодяи схватили столь благовоспитанную юную француженку в Булонском лесу и самовольно нанесли ей татуировку. А затем мы… – Ирен вдруг замолчала, не в силах продолжать от переизбытка чувств.
– Хватит болтать! – проскрипел Казанова из гостиной.
Ирен поняла намек:
– Довольно разговоров. Пора действовать. О тебе позаботится Софи. – Она кивнула в сторону служанки, ожидавшей в коридоре.
Наша заблудшая овечка послушно проследовала к двери, словно лунатик, околдованный чарами Морфея, – голос моей подруги обладал удивительной силой, когда на то была ее воля.
– И еще кое-что, – обратилась Ирен к Луизе. – Ты должна сообщить нам фамилию дяди, иначе мы не сможем отвезти тебя домой.
Луиза остановилась; взор ее омрачился.
– Монпансье, мадам.
Софи сделала почтительный реверанс и повела Луизу наверх.
Годфри размял ноги, словно только что вернулся из утомительного путешествия.
– Завтра же отвезем ее домой. Монпансье… С ума сойти! Монпансье был одним из маршалов Франции при Наполеоне. Должно быть, это его правнук.
– Чудесно. – Ирен рухнула в освободившееся кресло, усталая, но несказанно довольная. – Одно из первых семейств Франции. С каждым днем эта тайна становится все загадочнее и загадочнее.
Глава девятая
Французский связной
Казанова, которому позволили немного полетать, усердно клевал виноградину, зажатую в чешуйчатой ноге. (Я, конечно, уже давно перестала настаивать, что ножки рояля следует скрывать от посторонних глаз.[24] Но я по-прежнему глубоко убеждена, что попугаям не помешали бы гетры – не хорошего тона ради, а исключительно из эстетических соображений.)
Словно ворон из поэмы мистера По, гигантский попугай уселся на бюст мадам де Ментенон, стоявший на этажерке. Когда-то эта особа воспитывала детей Людовика XIV, стала его фавориткой, а следом и королевой – первое и последнее, несомненно, заслуживает похвалы.
Пока Казанова разглядывал пышную гипсовую грудь, Ирен «склонялась над старинными томами»[25], б́ольшую часть которых мы приобрели в книжных