Янита на секунду замерла, затем в беспокойстве достала из кармана пузырёк с таблетками. С закрытыми глазами подождала, пока боль не снимется, не спрячется, а тело не укроется химическим маревом.
– Больно? – спросил Богдан, приподнимаясь.
– Ничего.
С годами её особенность тонко воспринимать красоту раскрывалась, позволяла проникать в предметы глубже, становиться с ними чуть ли не одним целым. Ещё минуту назад она была камышом, пригретым солнцем, теперь она стала корой дерева и ощущала под собой густую смолу. Но полностью отслоиться, ускользнуть из реальности не позволяло тело: болью в плече оно всё время возвращало обратно.
– Почему не перестанешь рисовать? Неужели это важнее самочувствия? – Богдан вглядывался в её лицо.
– Я и так рисую не каждый день.
– Не обижайся… Мне просто тяжело видеть, как ты мучаешься.
Яня протянула руку, погладила его по щеке.
Она не понимала, чем заслужила любовь Богдана. Разве она его достойна? Он добрый и красивый, а она – калека во всех отношениях. Поэтому, желая сократить расстояние между ними, она старалась рисовать лучше, и хотя бы так привнести в его мир немного красоты. Чуть ли не каждый месяц Яня торжественно вручала Богдану рисунки, сомневаясь, что делает достаточно. Вот если бы только она закончила художественную школу…
– Дома всё в порядке?
– Не знаю, – Яня передвинула на полотенце клевер. У родителей что-то происходит, – но они ничего мне не говорят. Оберегают, видимо.
– Мы все тебя оберегаем.
Парк заполнился пением кукушки.
Яня вытянулась, подняла руку вверх.
– Слышишь?
– Ты о чём?
– Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось? Один, два, три…
Богдан считал вместе с ней.
Вдалеке звучал голос бабушки:
– Богдан пригожий. Волосы пышные, как у девочки. Но Богдана любят не за красоту, а за огромное сердце. Даже во сне Богдан помогает перевозить чужие вещи. Ему кажется, что он похож на подорожник. Поскольку любит дороги и раны. Но своих болей у Богдана не меньше. Их он любит ещё сильнее. Если бы боль была водой,