Он все-таки совершил главную ошибку, – поддался панике, и попробовал всплыть, но не тут-то было. И он сдался, и уже прощался с жизнью, которую давно ли начал любить.
Все ли успевают лишиться рассудка, или большинство тонут в полном здравии? Да и можно ли считать сумасшествием, если тебе показалось, что кто-то бородатый сует тебе под руку слабую и склизкую надежду. Или всего лишь рука наткнулась на твердь. Откуда только силы взялись? Рванулся Петруха, ухватился за невесть откуда появившийся тонкий и склизкий, но крепкий еще ствол, и, окунаясь с головой в холодную противную тину, вытянул себя из трясины. По этому же стволу на руках перебрался на безопасное место. И, охваченный радостью, что остался жив, как на крыльях полетел. Подхватив короб, ловко выбрался из болота и едва ли не бегом одолел те немереные восемь километров, что отделяли его от деревни.
Дома смыл с рук и лица ржавую тину, торопливо переоделся, и… на печь. Стакан водки, миска горячей, разваристой картошки да плошка с рыжиками, умятые там же, на печи, сделали свое дело.
Он даже не заметил, как уснул, покойно улыбаясь чему-то во сне. А утром, все же, осталось от вчерашнего воспоминание о том, как медленно и уверенно заглатывает противная тина. Осталось и накрепко легло в память и сны. И к бабкам ходил Петруха, и к врачам. Не помогало. И тогда прочно закрепилась в нем уверенность, что смерть не отпустила, не оставила его в покое, а лишь терпеливо стережет его, лишь в снах напоминая о своем существовании. Тогда же, повинуясь какому-то наитию, и бороду отпустил.
4
И вот теперь, попав в переделку, Петруха вновь пережил, отчетливо представил обе передряги. Противным ознобом полосонуло меж лопаток, и «Бог-от троицу любит», – пришло вдруг на ум, и сразу тоскливо и отвратительно стало, словно бы и вправду смерть коснулась его своей костлявой рукой.
И так, и эдак, стоически превозмогая боль, Петруха попытался приподнять бревно, но оно засело намертво, и даже не дрогнуло от отчаянных Петрухиных попыток. И снова Петруха почувствовал, как вкрадчиво подступает страх, и гадкая, липкая тина, принялась обволакивать волосы, лицо, все тело. И вместе с ними подкрадывается полусон, скрадывает, скрывает от сознания невесть от куда выползающую гущу, и ему становится все труднее отводить лицо, чтобы выжить, не захлебнуться ею, но тина лезет и лезет в рот, в нос, в глаза.
Машинально отводя голову, Петруха краем глаза заметил топор, и ярко вспыхнула искра надежды. Как ни жалко своей красивой, «купеческой» бороды, но он не видел другого пути к спасению.
Топор не отлетел далеко, и каким-то чудом стоймя удержался на чурбаке, точнее, на полуметровом опилыше, узком и неустойчивом, – одно неосторожное движение, – и. (О дальнейшем