– А ведь здесь не все, – графиня захлопывает сумку, перебирает в руках вынутые оттуда четки из розового жемчуга.
– Не все? – собственный голос кажется чужим, испуганным и совсем детским. И только после вспоминается, а рука сама тянется к карману под строгим взглядом птицы. – Вот, случайно прихватил. Разве это важное?
Черное, отливающее серебром перо. Легкое и такое шелковистое. Он ведь и вправду не мог объяснить, зачем решил забрать такую безделушку. Сувенир на память?
– Попробуй теперь прочесть, – граф с хитрым прищуром кивает на пригласительный.
– Что за?.. – приходится крепко зажмуриться, но и это не помогает: на листе, все таком же ярком и блестящем, странные каракули. – Фокусы какие-то, что ли?
Граф с графиней снова переглядываются.
– Как думаешь? – первым спрашивает граф, а графиня пожимает плечами.
– Почему бы и нет?
Протягивает перо обратно, но в последний момент отнимает.
– Не так быстро. Хочешь его оставить себе – мы не против, но только себе. Поможет о нас не забывать. Это тоже сможешь забрать, – она указывает на четки. – Думаю, ты сумеешь их выгодно продать. Мы и еще поможем, если позже понадобится. Не стесняйся обращаться к нам, и больше не придется воровать.
Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но и отказаться – потом сильно пожалеть.
– И что я за это буду должен?
– А мальчик неглупый, – искренне удивляется граф, и это удивление больно задевает. Приходится крепко стиснуть зубы, чтобы смолчать и не испортить все.
– Всего лишь одно обещание, – графиня перебирает четки, дразня. – Ты ведь умеешь держать слово?..
…– О, явился, ну надо же, – произнес знакомый до боли в скулах женский голос. Мэлоун так надеялся, что хотя бы теперь его не услышит.
– О, а у тебя сегодня и язык не заплетается, надо же, – скопировал он ее интонацию. Попытался вспомнить, сколько раз за свои двадцать лет видел ее трезвой. Три, четыре? Пожалуй. Только после этого он задвинул кровать на место и обернулся. Поморщился от досады: придется подыскивать новое место для тайника.
К счастью, перо – то самое, не позволяющее и на миг позабыть о данном когда-то слове, оказалось на месте и теперь было спрятано в самое надежное место: внутренний карман сюртука.
– Ты как с матерью разговариваешь? – а вот папаша уже заметно пошатывался, несмотря на раннее утро.
– Да он поди знаться-то с нами не хочет, – фыркнула та, кого приходится называть матерью, хотя кровное родство в этом мире почти ничего не значит. – Ты глянь, вырядился-то как.
Еще лет пять назад Мэлоуна задели бы эти слова. Теперь же он ощутил лишь раздражение.
– Вы бы тоже могли так одеваться, – он окинул брезгливым взглядом лохмотья, в которые превратилась когда-то весьма неплохая, наверное, модная в свое время, родительская одежда. – Если бы с умом тратили то, что я приносил. Может, и жили бы уже не в этой помойке, переехали бы в город.
– Учить