С лестницы спускались какие-то постояльцы. Мальчики – носильщики тащили за ними чемоданы и нехитрый скарб.
А Анне казалось, что все-то на нее смотрят, смотрят с каким-то ироничным любопытством.
Когда молодая женщина дошла до лестничной площадки, в коридоре, в который открывались двери из номеров, раздался чей-то хриплый голос:
– Люди добрые? Только послушайте, что происходит в №4-ом. И это, ведь, продолжается, с самого утра… Поют… Кричат… Дерутся… Нечего сказать.
– В 4-ом номере!
Это как раз была та самая комната, где остановились Пиэкер и Антония. Шум, доносившийся из номера, долетел также и до Анны.
И что это был за шум! В номере кричали, смеялись, говорили так, что ничего нельзя было разобрать… Вслед за этим гамом, вдруг наступила мгновенная тишина.
Молодая женщина постояла немного перед дверью. Она колебалась. Войти или нет?
Наконец, она собралась духом и сказала:
– Нечего медлить. Надо разом покончить все дела. Так будет лучше!
Она стукнула в дверь номера, но на ее стук никто не ответил.
Тогда она сама открыла дверь и ее глазам представилась следующая картина.
В невзрачном гостиничном номере находились два существа, чьи лица пылали возбужденным румянцем, который служил ясным укором пороку, именуемому пьянством. Взгляд обоих обитателей номера был дикий и бессмысленный. Оба одеты были крайне небрежно. Но что производило особенно тяжелое впечатление, так это отвисшие и распухшие губы сожителей.
Пиэкер стоял, облокотившись на спинку кровати. Он размахивал кулаком над головой женщины.
Женщина эта была большого роста, плотно сложенная. Черты лица были обрюзгшие. Она лежала на полу, прислонившись головой к креслу.
– А! Дочка! – закричал мужчина, который опомнился первым.
Он усмехнулся.
– Здравствуй, дитя мое!
Он протянул к ней руку.
– Вот то, что называют аккуратность… Не дурно, если бы так было и впредь. Точность, аккуратность – это мое слабое место!
И Пиэкер захохотал. Анна замерла на пороге комнаты. Ею снова овладел ужас.
Она уже сделала движение, чтобы вернуться. Но у нее не хватило сил, и она, униженная, уничтоженная, опустилась на ближайший стул.
Ее большие, кроткие глаза, расширенные ужасом, устремлены были на Антонию.
Та тоже на нее смотрела, с каким-то тупым, растерянным видом, совсем пьяная, не понимающая, что вокруг нее происходит. Она даже не догадалась, подняться с пола.
Пиэкер сделал несколько шагов в ее сторону. Занес над ней кулак и крикнул, изрыгая проклятия:
– Что это ты! Не хочешь даже поздороваться со своей родной дочерью… Лежит себе. Поворачивайся поскорее. Ну же, ну, негодная! Туда же – мать!
После этого он повернулся к Анне:
– Да! Вот полюбуйтесь. И так, ведь, каждый божий день!